I
Inessa
Гость
Новая вещь из цикла плодов моей больной фантазии. Было бы приятно видеть любые отзывы.
Солнце пока не поднялось над сотней шпилей и остроконечных башен, и лишь мрачные силуэты крыш чернели на фоне едва просветлевшего неба. Бледная, бесконечно одинокая луна все еще не думала покидать свою ночную обитель – ее слабый отблеск ловила гладкая черепица кровель. В этот предрассветный час, когда не спят лишь трудяги-огородники, привозящие на городской рынок свой богатый урожай, беспрепятственно миновав дремлющих на посту стражей, через городские ворота вошла женщина.
Убогая нищенка, она бесшумно брела босыми ногами по холодной, выложенной серым булыжником мостовой. Возраст женщины определить было сложно: со спины ее можно было принять за старуху из-за того, что плечи ее были сгорблены, а длинные, сильно спутанные волосы седы; однако измазанные копотью лицо и руки были молодыми. Одета бродяжка была в лохмотья, желтовато-серые от грязи и драные настолько, что в дырах то и дело мелькало ее голое тело. Но, хотя это сентябрьское утро выдалось на редкость морозным, нищенка, похоже, вовсе не испытывала никакого дискомфорта, а просто медленно брела по улице, опустив худые нечистые руки и бросая быстрые взгляды по сторонам. Стоит отметить, что глаза ее были белесы и мутны, но от взгляда их могло сделаться жутко даже самому отважному храбрецу. Эти глаза смотрели мимо и в то же время в упор. Они смотрели в душу, они обещали горе.
Изуродованные сыростью стены домов уже озарили первые осторожные лучи солнца, когда женщина вышла на площадь перед городской ратушей, где уже начали сновать торговцы, закупившие у фермеров товар на продажу. Неподалеку от них огородники торопливо собирали свой нехитрый скарб, чтобы назавтра вновь притащиться сюда на своих перегруженных телегах.
Нищенка медленно подошла к одной из торговок, суетливо раскладывающей на прилавке, сооруженном из нескольких деревянных ящиков, только что приобретенные ею овощи, и уставилась на нее своими блеклыми глазами.
- Пошла вон! – завопила женщина, завидев попрошайку. – Хлеб детей моих я с тобой делить не собираюсь!
- Скажи мне, женщина, - нарочито учтиво произнесла нищенка. – Название этого города Вреймар?
Голос у нее был высок и скрипуч.
- Отойди от меня! – торговка уже держала в руках невесть откуда взявшуюся доску. – Отойди, иначе костей не сосчитаешь!
Она боялась как бы эта попрошайка чего не стянула с ее ящиков.
- Так Вреймар это? – бродяжка, похоже, и не думала уносить ноги.
- Да Вреймар, Вреймар! Уйди, окаянная!
- Проклятый город! – прошипела нищенка и захохотала. Пронзительно и жутко. После чего развернулась и поплелась прочь с площади.
Семь дней спустя.
Колокол на городской ратуше скорбным набатом возвещал о трагедии. Улицы сделались пустынны, только стайки огромных жирных крыс безбоязненно шныряли по булыжнику мостовых. То и дело встречались дома с заколоченными намертво окнами и дверьми.
Не стало двора, где б бродяжу не гнали с проклятиями. Но, похоже, ее это не слишком волновало. Она держала путь на окраину города.
Мимо с жутким скрипом протащилась повозка, груженая изуродованными трупами. В одну огромную кучу были свалены тела стариков и детей, молодых девушек и зрелых мужчин. Хоронить по всем обычаям их боялись, да, собственно, и некому было это делать. Каждый день умирали десятки, сотни людей, так что трупы просто сваливали в повозки и свозили за город, в овраги, где и сжигали. Страшная зараза охватила славный город Вреймар.
***
В таверне «Серебряный рог» шел кутеж. Все, кто пришел сюда в этот вечер, решили отдать себя в руки судьбы и провести остаток своих дней в грехопадении. Из открытых настежь окон питейного заведения доносилась невнятная музыка, заглушаемая десятками хмельных голосов.
Никто здесь и не думал гнать взашей одетую в лохмотья женщину без возраста. Здесь танцевали, перешагивая через лежащие на полу пьяные тела, совокуплялись прямо на столах, заляпанных кислым вином и «закусками». В это чертоге пировали во время чумы и пили за упокой собственных душ.
Женщина пересекла комнату и взгромоздилась на один из столов.
- Эй! Смотрите все на меня! – закричала она и принялась танцевать.
Этот танец завораживал и ужасал. Незваная гостья то быстро кружилась на одном месте, то вдруг начинала дергать руками и ногами, при этом визжа, как сумасшедшая. Те, кто замечал, что выделывает эта убогая, замирали с широко распахнутыми глазами и открытыми ртами. Скоро не было в таверне глаз, которые не смотрели бы на танцующую оборванку. Музыканты прекратили играть, но женщина и не думала останавливаться.
И тут люди стали медленно падать на земляной пол, сначала те, кто был ближе к столу, на котором плясала нищенка, потом, находящиеся поодаль. Стоящие у двери, видя, что происходит, пытались бежать, но смерть застигала их на пороге.
Когда в таверне не осталось ни одного живого человека, бродяжка прекратила свою бешенную пляску, воровато огляделась и громко расхохоталась.
Насмеявшись вволю, женщина резво спрыгнула со стола и медленно, перешагивая через трупы начала продвигаться к двери.
На улице ее уже ждали.
Не прошла она и пяти шагов от дверей таверны, как ее окружили, и откуда-то сверху донесся ненавидящий голос:
- Безымянная ведьма! Ты объявляешься виновной в вызове чумного поветрия и приговариваешься к казни через сожжение. Немедленно.
И тут же в оборванку полетели горящие стрелы.
Они не приносили ей вреда, но пламя охватило лохмотья, и огонь стал пожирать тощее тело.
Женщина заметалась в круге оцепления, пытаясь сбить с себя пламя, ее седые волосы сгорели, а кожа начала лопаться.
- Будьте прокляты вы все! – верещала она. – Вы все умрете, твари! Все до единого!
Несколько человек в круге пошатнулось, кое-кто упал на колени. Но в этот миг женщина издала свой последний хрип ненависти и рассыпалась в пепел, который ветер тут же унес туда, откуда она пришла.
***
Чумное поветрие спало, будто и не было. Только заколоченные досками дома напоминали о трагедии, что унесла жизни тысяч. Люди все еще боялись заходить в них, и постепенно они ветшали. Напрасно… Всевышний простил проклятый город Вреймар.
Они думали, что убили ведьму, но на самом деле они сожгли чуму.
Сожгли саму заразу.
Зараза
Солнце пока не поднялось над сотней шпилей и остроконечных башен, и лишь мрачные силуэты крыш чернели на фоне едва просветлевшего неба. Бледная, бесконечно одинокая луна все еще не думала покидать свою ночную обитель – ее слабый отблеск ловила гладкая черепица кровель. В этот предрассветный час, когда не спят лишь трудяги-огородники, привозящие на городской рынок свой богатый урожай, беспрепятственно миновав дремлющих на посту стражей, через городские ворота вошла женщина.
Убогая нищенка, она бесшумно брела босыми ногами по холодной, выложенной серым булыжником мостовой. Возраст женщины определить было сложно: со спины ее можно было принять за старуху из-за того, что плечи ее были сгорблены, а длинные, сильно спутанные волосы седы; однако измазанные копотью лицо и руки были молодыми. Одета бродяжка была в лохмотья, желтовато-серые от грязи и драные настолько, что в дырах то и дело мелькало ее голое тело. Но, хотя это сентябрьское утро выдалось на редкость морозным, нищенка, похоже, вовсе не испытывала никакого дискомфорта, а просто медленно брела по улице, опустив худые нечистые руки и бросая быстрые взгляды по сторонам. Стоит отметить, что глаза ее были белесы и мутны, но от взгляда их могло сделаться жутко даже самому отважному храбрецу. Эти глаза смотрели мимо и в то же время в упор. Они смотрели в душу, они обещали горе.
Изуродованные сыростью стены домов уже озарили первые осторожные лучи солнца, когда женщина вышла на площадь перед городской ратушей, где уже начали сновать торговцы, закупившие у фермеров товар на продажу. Неподалеку от них огородники торопливо собирали свой нехитрый скарб, чтобы назавтра вновь притащиться сюда на своих перегруженных телегах.
Нищенка медленно подошла к одной из торговок, суетливо раскладывающей на прилавке, сооруженном из нескольких деревянных ящиков, только что приобретенные ею овощи, и уставилась на нее своими блеклыми глазами.
- Пошла вон! – завопила женщина, завидев попрошайку. – Хлеб детей моих я с тобой делить не собираюсь!
- Скажи мне, женщина, - нарочито учтиво произнесла нищенка. – Название этого города Вреймар?
Голос у нее был высок и скрипуч.
- Отойди от меня! – торговка уже держала в руках невесть откуда взявшуюся доску. – Отойди, иначе костей не сосчитаешь!
Она боялась как бы эта попрошайка чего не стянула с ее ящиков.
- Так Вреймар это? – бродяжка, похоже, и не думала уносить ноги.
- Да Вреймар, Вреймар! Уйди, окаянная!
- Проклятый город! – прошипела нищенка и захохотала. Пронзительно и жутко. После чего развернулась и поплелась прочь с площади.
Семь дней спустя.
Колокол на городской ратуше скорбным набатом возвещал о трагедии. Улицы сделались пустынны, только стайки огромных жирных крыс безбоязненно шныряли по булыжнику мостовых. То и дело встречались дома с заколоченными намертво окнами и дверьми.
Не стало двора, где б бродяжу не гнали с проклятиями. Но, похоже, ее это не слишком волновало. Она держала путь на окраину города.
Мимо с жутким скрипом протащилась повозка, груженая изуродованными трупами. В одну огромную кучу были свалены тела стариков и детей, молодых девушек и зрелых мужчин. Хоронить по всем обычаям их боялись, да, собственно, и некому было это делать. Каждый день умирали десятки, сотни людей, так что трупы просто сваливали в повозки и свозили за город, в овраги, где и сжигали. Страшная зараза охватила славный город Вреймар.
***
В таверне «Серебряный рог» шел кутеж. Все, кто пришел сюда в этот вечер, решили отдать себя в руки судьбы и провести остаток своих дней в грехопадении. Из открытых настежь окон питейного заведения доносилась невнятная музыка, заглушаемая десятками хмельных голосов.
Никто здесь и не думал гнать взашей одетую в лохмотья женщину без возраста. Здесь танцевали, перешагивая через лежащие на полу пьяные тела, совокуплялись прямо на столах, заляпанных кислым вином и «закусками». В это чертоге пировали во время чумы и пили за упокой собственных душ.
Женщина пересекла комнату и взгромоздилась на один из столов.
- Эй! Смотрите все на меня! – закричала она и принялась танцевать.
Этот танец завораживал и ужасал. Незваная гостья то быстро кружилась на одном месте, то вдруг начинала дергать руками и ногами, при этом визжа, как сумасшедшая. Те, кто замечал, что выделывает эта убогая, замирали с широко распахнутыми глазами и открытыми ртами. Скоро не было в таверне глаз, которые не смотрели бы на танцующую оборванку. Музыканты прекратили играть, но женщина и не думала останавливаться.
И тут люди стали медленно падать на земляной пол, сначала те, кто был ближе к столу, на котором плясала нищенка, потом, находящиеся поодаль. Стоящие у двери, видя, что происходит, пытались бежать, но смерть застигала их на пороге.
Когда в таверне не осталось ни одного живого человека, бродяжка прекратила свою бешенную пляску, воровато огляделась и громко расхохоталась.
Насмеявшись вволю, женщина резво спрыгнула со стола и медленно, перешагивая через трупы начала продвигаться к двери.
На улице ее уже ждали.
Не прошла она и пяти шагов от дверей таверны, как ее окружили, и откуда-то сверху донесся ненавидящий голос:
- Безымянная ведьма! Ты объявляешься виновной в вызове чумного поветрия и приговариваешься к казни через сожжение. Немедленно.
И тут же в оборванку полетели горящие стрелы.
Они не приносили ей вреда, но пламя охватило лохмотья, и огонь стал пожирать тощее тело.
Женщина заметалась в круге оцепления, пытаясь сбить с себя пламя, ее седые волосы сгорели, а кожа начала лопаться.
- Будьте прокляты вы все! – верещала она. – Вы все умрете, твари! Все до единого!
Несколько человек в круге пошатнулось, кое-кто упал на колени. Но в этот миг женщина издала свой последний хрип ненависти и рассыпалась в пепел, который ветер тут же унес туда, откуда она пришла.
***
Чумное поветрие спало, будто и не было. Только заколоченные досками дома напоминали о трагедии, что унесла жизни тысяч. Люди все еще боялись заходить в них, и постепенно они ветшали. Напрасно… Всевышний простил проклятый город Вреймар.
Они думали, что убили ведьму, но на самом деле они сожгли чуму.
Сожгли саму заразу.
. Поэтому сейчас и ударилась в рассказы.
