Б
Блицкриг
Гость
Вообще, пишу уже давно... сейчас потянуло прогуляться по страницам истории. А будущее и настоящее всегда неизменно связаны с прошлым...
Россия
Я верю – миг придет, когда Россия
Проснётся от кошмаров и невзгод;
Расправит плечи, сбросит груз бессилья,
С колен поднимет падший свой народ.
Она Святая – муки её тленны;
Хребет ломали ей кнутом и кумачом;
Ей обещали счастье, перемены,
Связав ей руки перед палачом.
Бразды от танков ей уродовали лик.
И продавали её как рабу без слова.
В груди ее не сердце, а нарыв,
Но будет биться это сердце снова!
Прошу, проснись, воскресни и сияй!
Не оставляй нас – ты наша Мессия,
Довольно мук – твоя дорога в рай!
Довольно слез, Великая Россия!
Лагерный пейзаж.
Луч солнца обжигает грязь стекла
И, заразившись тифом, сразу чахнет.
В тех комнатах больная полумгла,
Которая пожарищами пахнет.
Там смерть ложится тонким слоем пыли
На койки, подоконники, столы.
Подует ветер, и раскроет крылья
Она свои из газовой струи.
Она – калейдоскоп судьбы капризов;
Мозаику из «огненных крестов»
Рисует без набросков и эскизов,
Деля всех на господ и на рабов.
Она нарисовала их портреты
И кислотою выжгла их черты.
Нет выбора и не слышны ответы,
Лишь только сладкий шёпот темноты…
Газовая камера.
Большое помещение…
Кафель и бетон,
Слепое освещение,
Застывший в стенах стон.
Ржавеющие трубы,
Утихший топот ног.
Тут аромат микстуры,
Незримый едкий смок.
Царапины на стенах,
И слёзы на полу…
Прокусанные вены
И выдох в тишину,
Которая, цепляясь,
Ползёт по сетям труб,
Всем этим наполняясь,
Съедая сердца стук.
Лицо, как и другие,
Лишь сузил страх зрачки.
Как будто бы живые,
Не мёртвые они.
Агония угасла:
Задушена за миг,
Создав из яда маски
Для мертвенно живых.
Пройдут часы, и снова
Раздастся топот ног,
И шёпот разговоров,
И сердца стук, и вздох.
Всё снова повторится –
И крик, и тишина,
Испуганные лица…
И газа пелена.
Соляные Копи.
Здесь время неподвижно – его нет.
Все сказки мира будто стали былью…
Как греет их чудесный робкий свет –
Порой нам дорого, что уж покрыто пылью!
В таких пещерах жили раньше гномы,
Драконы, людоеды, колдуны;
Теперь тут лишь из соли их хоромы,
И, затаив дыханье, бродим мы.
Прислушиваясь, пальцами проводим
По стенам, по фигурам соляным.
Мечты из детства хороводы водят,
И видим позабытые уж сны…
Здесь мудрость расползлась по стенам –
Её певцы застыли на посту.
Им не страшны смешные перемены,
Как пламень рукописному листу!
В чарующем и мягком полумраке,
Смотря на нас сквозь мрачные века,
Фигура Гёте в устаревшем фраке
Со свитком «Фауста» в просоленных руках.
В ином прохладной изморённом склепе,
Зажав планетой истину в кулак,
Купается в златистом правды свете
Коперник – глас, сожженный на кострах.
Мы проходили по священным залам,
Где взглядом кротким провожали нас
В молчании священно-величавом
Бесчисленные с фресок пары глаз.
Ах, мне б остаться в этих лабиринтах,
Мне б остудить тут разум свой и дух;
Прохладою обнять эмоций вымпел,
Впитать весь трепет озаренья рук!
Вернусь сюда, когда мне станет грустно,
Когда исчезнет детский блеск в глазах,
Когда от страсти вдруг мне станет пусто,
Не будет сил нести крест на плечах!
Россия
Я верю – миг придет, когда Россия
Проснётся от кошмаров и невзгод;
Расправит плечи, сбросит груз бессилья,
С колен поднимет падший свой народ.
Она Святая – муки её тленны;
Хребет ломали ей кнутом и кумачом;
Ей обещали счастье, перемены,
Связав ей руки перед палачом.
Бразды от танков ей уродовали лик.
И продавали её как рабу без слова.
В груди ее не сердце, а нарыв,
Но будет биться это сердце снова!
Прошу, проснись, воскресни и сияй!
Не оставляй нас – ты наша Мессия,
Довольно мук – твоя дорога в рай!
Довольно слез, Великая Россия!
Лагерный пейзаж.
Луч солнца обжигает грязь стекла
И, заразившись тифом, сразу чахнет.
В тех комнатах больная полумгла,
Которая пожарищами пахнет.
Там смерть ложится тонким слоем пыли
На койки, подоконники, столы.
Подует ветер, и раскроет крылья
Она свои из газовой струи.
Она – калейдоскоп судьбы капризов;
Мозаику из «огненных крестов»
Рисует без набросков и эскизов,
Деля всех на господ и на рабов.
Она нарисовала их портреты
И кислотою выжгла их черты.
Нет выбора и не слышны ответы,
Лишь только сладкий шёпот темноты…
Газовая камера.
Большое помещение…
Кафель и бетон,
Слепое освещение,
Застывший в стенах стон.
Ржавеющие трубы,
Утихший топот ног.
Тут аромат микстуры,
Незримый едкий смок.
Царапины на стенах,
И слёзы на полу…
Прокусанные вены
И выдох в тишину,
Которая, цепляясь,
Ползёт по сетям труб,
Всем этим наполняясь,
Съедая сердца стук.
Лицо, как и другие,
Лишь сузил страх зрачки.
Как будто бы живые,
Не мёртвые они.
Агония угасла:
Задушена за миг,
Создав из яда маски
Для мертвенно живых.
Пройдут часы, и снова
Раздастся топот ног,
И шёпот разговоров,
И сердца стук, и вздох.
Всё снова повторится –
И крик, и тишина,
Испуганные лица…
И газа пелена.
Соляные Копи.
Здесь время неподвижно – его нет.
Все сказки мира будто стали былью…
Как греет их чудесный робкий свет –
Порой нам дорого, что уж покрыто пылью!
В таких пещерах жили раньше гномы,
Драконы, людоеды, колдуны;
Теперь тут лишь из соли их хоромы,
И, затаив дыханье, бродим мы.
Прислушиваясь, пальцами проводим
По стенам, по фигурам соляным.
Мечты из детства хороводы водят,
И видим позабытые уж сны…
Здесь мудрость расползлась по стенам –
Её певцы застыли на посту.
Им не страшны смешные перемены,
Как пламень рукописному листу!
В чарующем и мягком полумраке,
Смотря на нас сквозь мрачные века,
Фигура Гёте в устаревшем фраке
Со свитком «Фауста» в просоленных руках.
В ином прохладной изморённом склепе,
Зажав планетой истину в кулак,
Купается в златистом правды свете
Коперник – глас, сожженный на кострах.
Мы проходили по священным залам,
Где взглядом кротким провожали нас
В молчании священно-величавом
Бесчисленные с фресок пары глаз.
Ах, мне б остаться в этих лабиринтах,
Мне б остудить тут разум свой и дух;
Прохладою обнять эмоций вымпел,
Впитать весь трепет озаренья рук!
Вернусь сюда, когда мне станет грустно,
Когда исчезнет детский блеск в глазах,
Когда от страсти вдруг мне станет пусто,
Не будет сил нести крест на плечах!
... считается, но всё же это не должно стать правилом.
