ALIENёнок
Почетный участник
представьте, какое надо иметь мужество, чтобы в 33 году, когда уже был культ личности Сталина, написать такое стихотворение:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина
Пастернак назвал это самоубийством. Однако ОМ не расстреляли, а всего лишь сослали. Тиран понимал, что убить Поэта - самое лёгкое. Ему было важно сломить дух, заставить прославлять себя. Представьте, каково было коктебельскому утончённому эстету в лубянских застенках и в ссылке, без средств к существованию. Кто посмеет упрекнуть поэта в том, что он захотел смягчить свою участь "Одой" Сталину или вот этим стихотворением. Или скорее эта была попытка примириться с реальностью, с окружающей действительностью, попытка понять стомиллионный советский народ
трагична судьба человека при тоталитаризме. Судьба поэта трагична вдвойне
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина
Пастернак назвал это самоубийством. Однако ОМ не расстреляли, а всего лишь сослали. Тиран понимал, что убить Поэта - самое лёгкое. Ему было важно сломить дух, заставить прославлять себя. Представьте, каково было коктебельскому утончённому эстету в лубянских застенках и в ссылке, без средств к существованию. Кто посмеет упрекнуть поэта в том, что он захотел смягчить свою участь "Одой" Сталину или вот этим стихотворением. Или скорее эта была попытка примириться с реальностью, с окружающей действительностью, попытка понять стомиллионный советский народ
трагична судьба человека при тоталитаризме. Судьба поэта трагична вдвойне
