Мемуаразмики

[Груня-трактористка]

Игра.

Чемоданчик быстро-быстро ногою под кровать, похлопать ладошкой мятое покрывало и вон в коридор. Догонять. Торопливо щелкать негнущимися сандаликами по бетонным ступенькам, пролетая в повороте на вытянутой руке площадку одним махом, как сквозь солнечную стенку — горячо и весело! Три этажа вниз на одном дыхании и восторге от своей ловкости. Столько грохоту! — и от тех, что впереди, и от меня. Отстаю в холодном холле, темном после сияющих площадок… Теперь — куда? В затихшем вестибюле, огромном и немного влажном, уже никого, он пустынен и вправо и влево, на каменном полу следов нет, ну, куда же?
- Бу-бу-бу! Бу-бу!… - донеслось из уличных динамиков. Невнятные слова громыхают по асфальтовому плацу за стеклянными дверями, перекрываются подголосками, гася смысл, но это не важно. Зато сразу ясно, где собрались все. Прыжком последние серые ступеньки, полоска жухлой травы под ногами, и вот они, спины тех, кто прибежал раньше. Как много…
Когда ты почти вдвое ниже, легко пробраться сквозь толпу, бормоча: «Извините... я ищу, где… ну надо… ой!», оставляя позади недовольство и толчки вдогонку. В первом ряду, запыхавшись, замираю, и, сквозь прыгающее в ушах сердце, вылавливаю слова, что выкрикивает с трибуны тетка в галстуке.
Солнца слишком много, от него сами собой закрываются глаза. Жарко. Гулкие динамики на двух столбах по углам горячей площади перемешали звуки в кашу, голос звонок и зол от напора. Жмурюсь и вслушиваюсь, в темноте слова возникают картинками и плывут звенышками цепочки:
«…все вместе... узнаем друг друга... подружимся… нужны… в круг… для всех…»
Какая-то игра? Для всех? Здорово!
«И н-н-начали!»
Динамики умолкли.
Открываю глаза: все как-то забурлили, задвигались в разные стороны, кто-то уже уверенно бежит, кто-то еще вертит головой, ища… Что? Подпрыгиваю — не видно.
Над головами возникают помятые таблички с надписями плакатным пером: «Андрей», «Таня», «Дима», «Лена», «Олег»… И все, мешая друг другу, резво бросаются к растущим около вожатых кучкам, большие и помладше, даже мужчина с трибуны твердо прошел к толпе Юр. Снова ликующе заорали динамики, но уже понятно о чем, эту песню про костры не перепутаешь.
Ноги не стоят на месте, пританцовывая, шея тянется вверх, ожидание, когда же будет и моя табличка, жжет пятки…
Длинная прерывистая череда разновозрастных детей осталась на окраине пыльного серого поля. Толпочки и толпы грудятся посредине — они вместе. Вот еще вскинулась рука с плакатиком, кто-то из оставшихся, спотыкаясь, сорвался к ней.
Скоро будет и моё!

***
Кличка «Слезки на колесиках» на целую неделю заменила мне имя, потом я уехала из этого санатория, а осенью, пойдя в первый класс, заслужила другую — «Врунья», потому что насмерть стояла, уверяя, что зовут меня Наташа, а в журнале — Изида — ошибка.

 

[Груня-трактористка]

Телевизор.

Как ни глянь, там опять как всегда плескалось огромное стальное озеро. Остро-блестящее в ярком утреннем свете, и каждая черточка мелких волн резала глаз жесткими краями. Только тень высокого острова пригасила озеро мягкой чернотой, его старые длинные елки и сосны зеленили отражениями воду. В небе чисто, кроме чаек и солнца — ничего. И ветра нет.

Из левого окна выплыла бурая лодка с двумя старухами. Че так поздно-то, а, лентяйки? Уж полседьмого, а они еще только собрались, надо же…
Лодка спокойно протарахтела все три фасадных оконца вправо и, далеко по дуге обходя коргу у острова, ушла немного влево. Младшая старуха держала руль, а старшая опять видно куксилась, отвернувшись к берегу. Вот каждый раз одинаково, все давно уже обратно с рыбой прошли, а эти только выкисли.

Васька посидел, свесив ноги с кровати, пощурился в окно, и снова лег. Не спалось всю ночь, потом солнце лупило во все пять окошек часов с трех, потом с начала пятого почти вся деревня бурчала моторами мимо окон и волна оголтело плескала в мостки и скользкие валуны под черной баней. Особенно хлестко, когда прогремел новенький катер мурманских дачников, тогда даже достало до Васькиной лодки, рассыхающейся на катках. Дурни, им-то зачем рыба!

Не уснуть. Снова пошарив в ногах кровати, Васька натянул вторую пару толстых носок домашней шерсти, кое-как вставил мерзшие ноги в разношенные обрезки валенок и побрел к столу у окон. Сел. Вона, справа в боковом окне появилось два длинных и узких желто-синих пятна, с розово-рыжими парными нашлепками. Кажется опять туристы на байдарках, точно, на пухлых надувных колбасах, смешно! Лодки свои надули, жилеты яркие нацепили, даже шлемы на головах, поди ж ты, боятся потонуть. И проплыли мимо окон между берегом и островом, шлепая короткими веслицами: или не знают где выход в реку или боязно на широкую воду выйти? Если такие несмелые, то чего плыть, там дальше пороги будут и водопады до самого Белого моря без остановки. Тоже дурни…

Снова пустая вода, никого, только кривобокий ржавый бакен мотается около острова. Тихо.
Вот картошка от дома до самой бани уже зацвела, фиолетовые цветочки попадаются, это хорошо, скоро самая младшая дочь с внуками приедет, окучивать надо, раз сажала. Зять может дров наколет, кончаются дрова-то.

Тихо.

Васька осторожно спустился по широкой лесенке в полутемные сени, прохромал вдоль дома в сарай, плечом касаясь для верности седой стены, это вдаль-то видно, а вблизи все мутно и невнятно, постоял устало у жидкой поленницы и медленно вернулся в дом, прихватив шесть полешек. На стене, высоко под крышей, висели три старые мачты и сгнивший парус.

После чаю, короткого сна и долгих раздумий: пойти в магазинчик к Клавке, купить сигарет без фильтра (тащиться через полдеревни, далеко), или дождаться, когда дочь привезет гостинцев (а если не приедет?), Васька снова засел у окон. Хорошо видны головы иногда проходящих мимо дома соседей, кивающих, здороваясь, но не слышно их слов. Окна закрыты намертво, в доме тишина, только капанье умывальника в коридорчике за печью да мушиное зуденье колышут безмолвие залитой солнцем и духотой комнаты. Вот далеко на горизонте появилась точка лодки, облака потихоньку начинают собираться над озером, меняют цвет слабой волны и гонят ветерок. Кто это, чья лодка — не знаю? Васька оживился, навалился грудью на стол, придвинувшись к стеклу. Гребут, ну точно, на веслах идут, без мотора! Куда ж это ходили, чьи? Долго разглядывать трудно, глаза устают, но можно и не смотреть; Васька вспомнил, как вечером, сидя на скамейке у его дверей, соседка рассказывала, что приехали питерские внуки почтальонши и пойдут завтра на Олений остров за морошкой. Морошка, да, давно дочка не пекла шанежек с морошкой, с прошлого лета, скорей бы приехала, что ли… Плитку надо попросить зятя починить, с печкой трудно. И радио, чтобы болтало потихоньку.

После обеда на Васькины мостки пристроились чьи-то мальчишки с удочками и сеткой на кивикалу, два помладше и один уж совсем парень, они что, не знают, что на чужих мостках нехорошо удить? С какого конца они пришли, неучи, с ламбушки или от старого конного двора? Рассердившись, Васька даже приподнялся со стула, но снова сел, чего уж там, пусть. Вот когда внуки приедут, тогда да, дочка прогонит пришлых. А сейчас пусть, не убудет…

Поздним вечером облака превратились в дождливые одеяла, ветер бросал крепкую коричневую волну на берег, от дождя даже потемнело вокруг. И только на высоком горбу узкого и крутого до отвесности острова мелькала оранжевая куртка какой-то приезжей девицы и вспыхивал ее фотоаппарат. Зачем могилы-то снимать, не ее же родня там лежит? Да и чья родня, никто и не упомнит теперь. Домовины деревянные, старинные, кресты с крышками, год-то какой, вроде 1800 какой-то, что ли… И спросить не у кого, полдеревни на Беломорканале лежит, кто-то успел к финнам до этого уйти, а многие в войну на Урале сгинули…

Васька смотрел в окно.

 

[Груня-трактористка]

Когда-то писала для себя, выпихивала то, что сидело занозой в душе. Давно сложившееся, забытое стопкой блокнотных бумажек на дне ящика. Расхрабрилась и достала. Выпустила в свободное плавание и камень с души откатился в сторону.
Если корифеи будут не против покритиковать и наставить на путь, хм, истинный, то вот она - я. Старую собаку, конечно, новым трюкам не выучишь (в том смысле, что склероз обуревает, а не знания и гонор), но обязательно прислушаюсь ко всем советам.

 

[Old_Nik]

Груня, а чего тут наставлять-то? Замечательные мемуаразмики, очень настольгичные. Я хоть ни то, ни другое не застал, но проникся духом миниатюр. Спасибо, очень душевные получились зарисовки.
Честно говоря, не знаю, для кого конкретно это будет комплимент, но очень похоже на миниатюры тов.Gordo.

 

[Груня-трактористка]

Old_Nik, что, правда - хорошо? Ой, спасибо, а я уже сто раз пожалела, что на критику напросилась. Сама-то правила себя жестоко, выкинула наверное три четверти от каждой, ребенка мучила, чтоб свежим глазом смотрел, он уже шарахается от меня, когда слышит сладкое: "А не прочтешь ли, детка, еще разок?" Все боялась, что известный мне подтекст замылит глаз и получится невнятная каша.
Насчет не застал, это не про все сказать можно, "Телевизору" максимум 8 лет, может даже и меньше, несколько лет постепенно собирался. Эх, люблю Север...
А комплимент, наверное, мне. Я Gordo читаю с удовольствием.
Возник вопрос, а ты слово комплимент ненароком не в изначальном значении использовал? Тьфу, тавтология. Ну и бес с ней!

 

[Old_Nik]

Сама-то правила себя жестоко

это видно, очень качественные работы.

Эх, люблю Север...

а я не очень, ибо всю жизнь на Севере

ты слово комплимент ненароком не в изначальном значении использов

эгм, не понял

Ну и бес с ней!

а и верно!

 

[Груня-трактористка]

Old_Nik, есть различные толкования этого словечка, которые сводятся к одному: комплимент - это красиво упакованная неправда. Хотя сейчас, мне кажется, сей смысл да-авно утерян и "комплимент" воспринимается как похвала.
Все, запятые уже разбегаются от меня.

Ну, мой любимый Север доходит лишь до южных границ Лапландии, там непривычный народ живет, весьма немногочисленный, но страшно интересный, и приятная безлюдность возвращает радость жизни.

 

[favoritka]

Отличные миниатюры. В первой сходу такой темп взят... Читаю - как будто сама бегу. А "Телевизор"... Вот представила я себя на месте Васьки. И такая тоска мне взяла...

 

[Груня-трактористка]

favoritka, спасибо большое, я стеснялась, думала, что если не критикуют, то дело - швах. Можно ставить крест и побольше, побольше.
В "Игре" такой кипучий ребенок, искренне ждущий от жизни праздника и чего-то нового. До сих пор вижу в виде кино: и цвет, и яркость, и запахи, и эмоции. Даже объемно и пространственно. Пора на Пряжку самоходом.
А Васька - это сразу несколько стариков одной деревни. Походила, посмотрела, пожила среди них и ужаснулась. Они такие умные, много умеющие, столько знают и никому, в сущности, не нужны.

 

[favoritka]

Груня
Если не критикуют, то это еще не значит, что не читают. А у тебя, если честно, и придраться не к чему. Хотя, конечно, именно придраться всегда есть к чему. Но не хочется. Не конструктивно.

 

[Груня-трактористка]

Декабрь.

— Ва-аля-Валенька-Валю-ю-ю-ю-шка-а, м-м-м, Валентина-Ина-Ти-и-и-и-на-а, м-м-м, а-у-а, а еще Алина-Ли-и-на, и Валенсия еще-о-о-о… а-у-а… Красоты неопису…
— Ты под джинсы теплые колготки надела? Мне в глаза смотри, а не в зеркало.
— Ффффух... Ба, ты меня прикончишь когда-нибудь! Пожалуйста, не подходи так тихо, топай, что ли. Хотя в твоих гномках топай-не топай, один фиг. Ва-аля-Валень…
— Так надела?
— Минус десять, буля, для Антарктиды — жара. Что-то брови разные, перерисуем.
— Надень, говорю. И обдергайку эту свою на дубленку смени, вон, пузо голое, спина голая, шея голая. Кому говорю! Вылези из зеркала.
— Я, ба, ненадолго. Столбы посчитаем, с Артюхой пособачимся и — домой. Честно-честно! Или у Шпиона другие планы, не знаешь? Ты тут с ним весь день, может он еще чего придумал? И вообще, нормальная куртка, ты ж сама мне ее купила. Я у тебя красавица, да, бабуля?
— Валя, ты хоть у дома гуляй, не уходи далеко, стемнело. Я в окно буду смотреть.
— Ба, да ты что! Ну… ладно. Только на балкон не высовывайся, по-жа-луй-ста!

— Давно гуляешь?
— Не, только что. Марьянка, а кто это у тебя? Помесь дога с мамонтом? И что снулый такой?
— Да за него платят, как за этих трех, как их там, бигелей. Какой-то там волкодав. И здорово, что снулый, мне еще и за ним бегать по кустам? Подержи поводок, покурю. Я уже пятый круг по кварталу наворачиваю, а они еще не все углы отметили. Хорошо, что у тебя, Тинка, тоже мальчик, а то я б не справилась со всеми. Ну, чего просишь, морда твоя собачья? Исчезни! У Студента Мальвина загуляла, так он теперь ходит с нею по бульвару. Я боюсь с этой сворой там показываться, сбегут за его Мальвинкой, а хозяева потом кому по башке настучат? Мне.
— Курнуть дай, Марьянка.
— Ты мала еще.
— Жмотишь? В седьмом можно, а в шестом — нет?
— Да замерзла я, а мне еще полчаса с ними таскаться, пока не успокоятся. Пошли лучше со мной, расскажешь, с чем хну смешивала и сколько парилась. Мне твой цвет нравится.
— Да? Я думала никто и не заметил, все под капюшоном, кроме челки. А как тебе помада? Ой, а где Шпион? Шпинька, Шпинька, ко мне! Пришел, да? Мал-ладец, мал-ладец, хар-роший мальчик, все, гуляй.
— Ну, идем?
— Эй, не толкайся, глупый! Монстрилла! Ты чего боком прислоняешься? Как монстрика зовут, Марьянка?
— Кьявик. Примерно. Не, Рейкьявик.
— Ха, он греется об меня, смотри. Классный пес, ты мне нравишься! И меня греет. Смотри, он удобный, как мохнатая скамейка. Все, так и будем стоять, нам тепло. До утра! Вот Шпинька нагуляется на год вперед! Марьянка, а Артюху гуляли?
— Нет. И если ты Данилу ждешь, то зря, поверь мне. Он перевелся в московский универ. И уехал. УЖЕ.
— Никого я не жду. Шпион, быстро домой.

 

[Old_Nik]

Груня
Интересная зарисовочка, в этаком "восьмидесятом" стиле. А если серьезно, примерно к какому времени относятся происходящие события?

 

[Груня-трактористка]

Old_Nik, да, говоришь восьмидесятыми отдает? Кошмар.
Вообще-то, писалось про "щаз", ну, года четыре или пять вниз, может быть. Неужто не вышло? Я у младенца своего консультировалась, сказал, что их девчонки уже с пятого (у них это младший класс) фиолетово-малиновые ходят и курят, так что здесь все скромно-скромно.
И - спасибо. Я уж думала, что диалоги спугнут. Не все их любят.

 

[Женечка Франкенштейн]

Прочитала две первые миниатюры. Летом я обычно на Пряжке ошиваюсь у знакомых, поэтому их не застала… Что сказать? Почёт и уважение автору. Написано уверенными широкими мазками. Акварель. Поэтому свежо и ярко и ещё живописно.
В первой миниатюре бедную девочку назвали Изида?
Отдельные детали оч. сильно передают а) ощущения детства, как то:
- щелкать негнущимися сандаликами
- пролетая в повороте на вытянутой руке площадку одним махом
б) ощущения времени:
- голос звонок и зол от напора.
- даже мужчина с трибуны твердо прошел к толпе Юр
- Снова ликующе заорали динамики, но уже понятно о чем, эту песню про костры не перепутаешь.

Вторая миниатюра более лёгкая, воздушная. Наверно, потому что на Беломорье настоящие белые ночи. Форма и содержание органичны. Жизнь она и есть жизнь.

 

[Old_Nik]

их девчонки уже с пятого (у них это младший класс) фиолетово-малиновые ходят и курят

так и в 80-е во времена "перестройки" как раз поколение "пепси" так и росло - хотя бы по тем же фильмам типа "Авария, дочь мента" и проч. "Действуй, Маня!", а также появлению настоящей эстрады, попсы и популяризации вредных привычек ими. Еще на начало "крутых" 90-х можно перенести.
Вообще, сама ситуация "из 80-х", а уж про стилистику диалога - тем более.
Из моих знакомых так никто уже ДААВНО не говорит

 

[Груня-трактористка]

Frau_Muller, спасибо. Для меня очень-очень неожиданно и приятно.
Пряжка... Место странное, немножко сюрное, но мне там нравится (хотя и проездом).

Old_Nik, боюсь, что ты прав.
Ну и ладно, переделывать не буду, пусть каждому видится то, что привидится. Так даже интереснее.
"Авария, дочь мента" читала, в моем кругу считалось, что так живут лишь в спальниках, рабочих районах общежитий (Автово, например) или небольших городках, вроде Колпина или Бокситогорска. Сказывался снобизм возраста, образа жизни и незнания.

 

[Женечка Франкенштейн]

[
Пряжка... Место странное, немножко сюрное, но мне там нравится (хотя и проездом).

хм... ну не в самом желтом доме я там бываю, а на ул. Перевозчиков, это рядом.

Old_Nik
..эээ...Налёт интеллигентности, присущий автору и отображённый в речи героев, делает произведение художественным. Это сродни тонкому слою эмали на фарфоре, что придаёт радужность. Фарфор без эмали, возможно, удовлетворит вкусы простолюдина, но не истинных филологов.

 

[Груня-трактористка]

Мокрядь.

Позавчера дождина стоял стеной, на улице весь день было мрачно, но зато дома уютно и надежно: когда сильный ветер прижимает вечный дождь к стеклу - с той стороны, моё сердце поет.

Вчера просто лилось с небес на землю, банально и скучно: каквсегдашняя вода, просто сверху вниз, без намека на буйство.

Сегодня из ровной серой толщи неба сыплется немного неуверенный, но правильный снег из учебника - сухие отдельные снежинки. Боюсь даже загадывать - неужели пришла зима?

Я свыклась с тем, что осень - это единственное время года, мокрое и темное, в котором бывает несколько студёных дней с невзначай вывалившимся снежком (зима?), иногда сквозь глухоту стылой мороси прочирикивается пара ненормальных птиц (весна?) и вдруг где-то в середине года выпадает неполная неделя жаркой душной парилки, когда сквозь все тот же, изредка выключающийся дождь, можно увидеть вместо палой листвы траву и какие-то неопознаваемые желтые цветы (лето?).

 

[Груня-трактористка]

На другом полюсе.

День был метельный и сырой, стылый, почти туманный, хотя совсем недавно морозы держались как обычно крепкие, и подсолнечная пустота льдов всегда была суха и ровна, отсверкивая при коротеньком дне. Всю зиму оттепели не навещали местный край, ветер с моря не ставил льдины на дыбы, и поэтому спуск на ледяной стол был тверд и заглажен. Еще бы! Их было столько, что черные точки и плотные группы засидели горизонт, словно мухи, заполировали прибрежье, двигаясь туда и обратно. Хотя чаще всего они, как и принято у пингвинов, были вместе.

Далеко-далеко, там, где белесое небо зимы уходило в лед, примерзнув, жили странные черные птицы, молчаливые и сосредоточенные. Им нужно было от жизни немного: безопасная тишина, тепло и рыба. Иногда отдельные особи отрывались от остальных и медленно брели в сторону, замирали там. Иногда общая куча постепенно перетекала к ним, и одиночки вновь возвращались в толпу, не сходя с места.

Время поскрипывало в белых трещинах льда, снег постепенно заваливал горизонт, смывая четкость. Свет уходил, поглощая день и пингвинов.

Из-за моей спины с грохотом вылетел снегоход и понесся вдаль. Кто-то в оранжевом свалился с него, снегоход же продолжил веселый путь, ворвавшись в стойбище (или - сидище?) задубелых рыбаков.

Жаль.
Я люблю грезить Антарктидой.