Aleksandrina
Писатель
В ватной тишине утреннего автобуса разливается запах фрезий, сильный, синтетический, кажется, похрустывающий меловым, скрипящим налетом на зубах. Красивая молодая женщина, баюкающая годовалого сына на сиденье передо мной, возбужденно принюхивается, ее розовые ноздри трепещут, словно мерцающие бабочкины крылья по сторонам маленького, чуть вздернутого кончика носа. Другие пассажиры спят в неудобных позах самого разнообразного манера, принятых с особой изобретательностью. Лобовое стекло разрезает ливневые струи, внутренняя сторон стекол в салоне покрыта бархатной пеленой конденсата.
Мы едем из города С**** районного масштаба в областной центр, и я вспоминаю, каким волшебным казался мне этот пункт назначения в студенческую бытность, как завораживали и оранжевый фонарный свет, и железный шпиль телевышки, и тысячи тысяч золотящихся светом окон, за каждым из которых шла своим чередом чужая, незнакомая и оттого, возможно, такая волнующая жизнь. Вопреки общему мнению, за все свое сельское детство и юность я так и не узнала каждого жителя родного села в лицо; здороваясь со всеми и каждым на обрамленных буйной ивовой пеной улицах, я узнавала от силы треть увиденных лиц, и все же тысячи судеб в обозримом пространстве за полупрозрачными пологами тюля вызывали во мне приятный трепет. Как бывало дивно оказаться приглашенным в дом к только-только переехавшей семье, сдружившись с новоиспеченными однокашниками, и увидеть незнакомые очертания мебели, непривычные цветовые решения, иной подход к организации пространства... Теперь любопытство истончилось, как брусок сливочного масла, оплавившийся на горячей сковородке, но десять лет назад, получая приглашения однокурсниц зайти в гости, я испытывала едва ли не такое же наслаждение, что при прогулках у памятников и скверов из короткого списка местных достопримечательностей. Мы пили чай, беседовали и, час спустя, выходили на воздух, болтались по улицам. С иногородними знакомыми из общежития мы садились в первый попавшийся троллейбус и ехали до конечной, широко раскрытыми глазами обозревая каждую магазинную вывеску, жилищный комплекс, светофор, каждую каштановую аллею, жадно впитывая зрительные образы и запечатлевая их навсегда яркими, полными солнечных лучей, беззаботного смеха ранней молодости, ее неповторимой окрыленности. С какой радостью я возвращалась из дома в шумное пестрящее огнями море города, казавшегося необъятным!
Пересеченный реками, перерезанный железными линиями рельсов, разделенный тут и там разрывами оврагов, обширными пустырями, благоухающий в начале лета ванильно-белым жасмином, этот город, его запутанные, как линии на выкройке, улицы - все знакомо мне не хуже черт собственного лица. Список достопримечательностей теперь велик, и прежние пункты, сухие официальные сочетания слов, заменены маркерами пережитых чудес, смазанными временем красками чувств. И пусть места, которое могла бы я наименовать своим домом, крепости, обители, назначенной особенным сердцем, на карте не существует, есть город, который принадлежит мне одной, город, который я вижу, глядя по утрам в окно, который снится мне реже разве что бревенчатого дома пожилой бабушки, где было счастливо прожито дошкольное детство. Мы едем в автобусе в лучшее место на планете. Справа проносится бетонная стелла с его древним именем. Город встречает нас дождем.
Мы едем из города С**** районного масштаба в областной центр, и я вспоминаю, каким волшебным казался мне этот пункт назначения в студенческую бытность, как завораживали и оранжевый фонарный свет, и железный шпиль телевышки, и тысячи тысяч золотящихся светом окон, за каждым из которых шла своим чередом чужая, незнакомая и оттого, возможно, такая волнующая жизнь. Вопреки общему мнению, за все свое сельское детство и юность я так и не узнала каждого жителя родного села в лицо; здороваясь со всеми и каждым на обрамленных буйной ивовой пеной улицах, я узнавала от силы треть увиденных лиц, и все же тысячи судеб в обозримом пространстве за полупрозрачными пологами тюля вызывали во мне приятный трепет. Как бывало дивно оказаться приглашенным в дом к только-только переехавшей семье, сдружившись с новоиспеченными однокашниками, и увидеть незнакомые очертания мебели, непривычные цветовые решения, иной подход к организации пространства... Теперь любопытство истончилось, как брусок сливочного масла, оплавившийся на горячей сковородке, но десять лет назад, получая приглашения однокурсниц зайти в гости, я испытывала едва ли не такое же наслаждение, что при прогулках у памятников и скверов из короткого списка местных достопримечательностей. Мы пили чай, беседовали и, час спустя, выходили на воздух, болтались по улицам. С иногородними знакомыми из общежития мы садились в первый попавшийся троллейбус и ехали до конечной, широко раскрытыми глазами обозревая каждую магазинную вывеску, жилищный комплекс, светофор, каждую каштановую аллею, жадно впитывая зрительные образы и запечатлевая их навсегда яркими, полными солнечных лучей, беззаботного смеха ранней молодости, ее неповторимой окрыленности. С какой радостью я возвращалась из дома в шумное пестрящее огнями море города, казавшегося необъятным!
Пересеченный реками, перерезанный железными линиями рельсов, разделенный тут и там разрывами оврагов, обширными пустырями, благоухающий в начале лета ванильно-белым жасмином, этот город, его запутанные, как линии на выкройке, улицы - все знакомо мне не хуже черт собственного лица. Список достопримечательностей теперь велик, и прежние пункты, сухие официальные сочетания слов, заменены маркерами пережитых чудес, смазанными временем красками чувств. И пусть места, которое могла бы я наименовать своим домом, крепости, обители, назначенной особенным сердцем, на карте не существует, есть город, который принадлежит мне одной, город, который я вижу, глядя по утрам в окно, который снится мне реже разве что бревенчатого дома пожилой бабушки, где было счастливо прожито дошкольное детство. Мы едем в автобусе в лучшее место на планете. Справа проносится бетонная стелла с его древним именем. Город встречает нас дождем.
