19. 婴儿 the baby
(ребенок)
— Пойдем, я тебе кое-что покажу,— сказал мой троюродный брат, хватая за руку.
И быстро потащил меня за собою в лесопарк, не давая остановиться ни на минуту. Мои маленькие ноги не успевали за его быстрым шагом: брат был гораздо старше и выше, но это не мешало ему постоянно таскать меня с собой. Когда мы приезжали погостить к родственникам в деревню, меня всегда оставляли на попечение старшего братца, и он увлеченно посвящал меня в дела их компании. Когда мы пришли на место, там уже было готово все: по паре рыжих щенков и черных котят, ржавая бочка, проволока и разнообразные ножи. Парни хотели стать чучельниками, но денег на специальное обучение у их семей не было, и поэтому они учились сами. Методом жестоких проб и ошибок. По дороге туда, брат гордо рассказывал о том, как у них получается делать фигурки животных и каких успехов они уже успели добиться за последние месяцы. И мне отводилась роль наблюдателя, а если я отказывался смотреть на то, как хрипят и пищат маленькие окровавленные пушистые комочки, то меня начинали бить по лицу, чтобы не отводил глаз. Поэтому я смотрел и смотрел на изуродованные тельца, подвешенные за тонкие лапки или хвостики на ветках деревьев. Когда котенок или собачка окончательно умирали, им аккуратно вспарывали брюшко и вытаскивали потроха. После делали необходимые надрезы, чтобы спустить кровь, и оставляли так висеть на ночь, чтобы все могло успеть стечь. Лапки и тельце непременно надо было связать проволокой, чтобы окоченевшая тушка не принимала некрасивой позы и оставалась такой, как ее задумал автор. На следующее утро набивали специальными травами и какими-то опилками, и зашивали.
Вдали от тропинок сидело множество уродливых чучелок, и казалось, что их незрячие глаза буравят меня каждый раз, когда мы с братом приходили в этот лесопарк. Высохшие глаза с битым бутылочным стеклом смотрели с укором. Мертвые и бессмертные.
Я проснулся весь в поту, резко вскочил и ударился головой об столешницу. Чертыхнулся и поднялся на ноги с мягкого ковра, на котором я вчера так и заснул. Быстро пробежал в ванную и встал под душ, надеясь, что этот детский кошмар улетучится прочь вместе с водой. Но это не помогло даже через полчаса, когда не зажившие до конца раны начали зудеть от горячей воды. Я ненавидел это лето и его события часто снились мне в кошмарах, я ненавидел брата за то, что он давал мне «домашние задания», заставляя записывать увиденное. А если я отказывался выполнять, то он грозил сломать мне палец. В его глазах сверкала такая злоба и гнев за непослушание, что становилось ясно — он может выполнить свою угрозу, даже не моргнув глазом. Мне не нравились дела их компашки, поэтому я изо всех сил старался отложить поход в лес, пряча ночью братовский финский нож или выкладывая высушенную траву на видное место, чтобы его мама выкинула пучок заготовленного наполнителя.
И поэтому был очень рад когда на следующее лето мы поехали на похороны брата. Он умер в начале июня — его загрызла стая бродячих собак. Наверное, юные чучельники пытались украсть щенков или уже попробовать делать чучела на взрослых собаках. Я не знаю, но с тех пор отношение к животным у меня более, чем трепетное. Зато людей я успел возненавидеть. Потому что часто видел подобные кошмары в детстве. И вот, теперь они вернулись ко мне.
Я спустился в ресторан при отеле и заказал стакан виски, выпив его залпом. Бармен посмотрел на часы и покачал головой. Наверное, не часто в девять утра здесь начинают пить такие крепкие напитки. Схватив очередную порцию выпивки, я осмотрелся и увидел на другом конце барной стойки рыжеволосую знакомую. Дамочка сидела, облокотившись на столешницу, и вяло цедила какой-то разноцветный коктейль. Я подошел к ней сзади и положил руку на плечо, на что француженка резко обернулась и выронила свой навороченный бокал на пол.
— Что-то ты вчера очень быстро ушла,— сказал я вместо приветствия.
— Ты сволочь, и поступаешь мерзко,— ответила она, повернувшись обратно, и попросила у бармена повторить ее напиток.
— Я думал, что тебе нравятся унижения,— я схватил ее за шею под волосами. Парижанка напряглась.
— Что ты ко мне привязался?— внезапно вспыхнула она и тряхнула волосами. Я убрал руку.
— Просто поговорить хотел. Я вчера не успел сказать… ты отлично выглядишь.
— А ты хреново, как еле уцелевший гладиатор. Я тебя с трудом узнала,— хмыкнула она.
— Жизнь потрепала. А я смотрю, ты здесь не по работе, раз пьянствуешь в баре с самого утра.
— Ну вот и меня потрепала. Слушай, отвали. Дай мне выпить коктейль.
— Раз ты не занята, может, пересядем за столик и поболтаем?— предложил я, игнорируя ее просьбу отвалить.— Мне скучно.
— Уйди,— повторила она.
Я пожал плечами и сел за столик около окна и думал, что теперь у меня большие проблемы в организации, большие проблемы с китайцами и в личной жизни. Я успел везде знатно накосячить за невероятно короткое время. И начинал ненавидеть себя за это, зная, что прежней жизни уже не будет.
Рыжая горестно вздохнула и поднялась со своего места, направляясь в мою сторону.
— Во-первых, да, мне нравятся унижения в сексе. Во-вторых, ты скотина, хоть и так об этом знаешь. И в-третьих, у меня к тебе есть предложение.
Я удивленно поднял брови вверх, но не сказал ни слова. Махнул рукой, приглашая присоединиться, и вопросительно уставился на дамочку.
— Я хочу от тебя ребенка,— как-то по-деловому сказала она.
— Что, прости?
— Ты не ослышался. Моя личная жизнь полетела в пропасть из-за тебя, вот ты же ее и наладишь. Да и не в том я возрасте, чтоб продолжать бесчисленные случайные связи. Я тебя знаю хоть как-то, в отличие от того швейцара, например,— француженка указала на молодого парня лет девятнадцати у двери,— или любого другого донора банка спермы.
— Ты издеваешься!— усмехнулся я.
— Ни в коем случае. Это абсолютно серьезно.
— Я не могу. Подобные дела накладывают определенные обязательства. К тому же, как ты знаешь, я скотина,— отказал я, щелкая пальцами.
— Ты садист, мелкий, но мне это в тебе нравится. А я мазохистка. Все отлично складывается. От тебя потребуется только осеменение, и никаких обязательств. Твой ребенок даже не узнает, кто его отец, обещаю.
— Но нахрена ты мне это предлагаешь? Могла бы просто затащить меня потрахаться и наврать, что принимаешь противозачаточные!— Недоумевал я.
— Могла, но почему-то не хочется. Я сама себе не могу этого объяснить. Не поверишь, но у женщин такое часто случается.
— И вообще, зачем тебе это?— я действительно не понимал.
— Ну подумай сам: в этом году мне будет сорок три, я одинока, без мужа, без детей и, к тому же, карьеристка. Заработала я уже достаточно, чтобы вырастить ребенка и жить на инвестиции от вкладов.
Я, признаться, охренел. Но не от практичности слов своей знакомой и даже не от предложения, которое она мне сделала, потому что эти слова говорились так, словно не могло быть иначе. Я был удивлен ее возрастом. Выходит, все это время она была старше меня на десять лет, а я не замечал ни единого намека на морщины или что-то в этом духе. Повисло молчание.
— Что ты такого натворил, что тебя так отделали?— наконец спросила француженка, разглядывающая мое лицо.
— Эта информация не поддается разглашению,— строго проговорил я и засмеялся. Женщина улыбнулась в ответ.
— Ну так что ты решил?
— Я отказываюсь. Не хочу думать, что у меня где-то есть ребенок. Вдруг захочется его увидеть, да и вообще странно это.
— Ты еще можешь подумать, если что, позвони. Да и если просто соскучишься, тоже звони,— сказала она, протянула визитку и ушла из ресторана.
Я сидел и тупо цедил свою выпивку, не понимая, что это было.
Остаток дня прошел никак: я гулял по городу, периодически названивая в аэропорт и проверяя свою почту. К позднему вечеру аэропорты были готовы предоставить рейсы в Москву. Так что я собрался, расплатился за номер и отправился в аэропорт, откуда достаточно скоро вылетел в обледеневшую российскую столицу.
___
Прошу прощения, за маленькое количество картинок и несовпадения с текстом. И так еле выдавила из себя эту серию.