Еще бы! Ведь если подумать — вопрос-то и несерьезный! Совершенно ерундовый!
Почему тогда он исчез?
Первые дни я просто пускала тихие слезы и молчаливо молила Господа об окончании моих нечеловеческих мучений, просила подарить мне избавление и покой, умоляла позволить заснуть вечным сном.
Не знаю, кого благодарить за то, что мне стало еще хуже — себя, за то, что не берегла себя в последние дни, ничего не ела и предпочитала проводить свои время оплакивая свою непонятную личную жизнь; или судьбу за то, что с какой-то радости подарила мне рак, который так стремительно меня сожрал...
Перед отправлением в больницу (второе отделение в онкологическом корпусе — негласный хоспис, это я прекрасно знала), я оглядывала свою спальню, стараясь как можно холоднее воспринять страшный факт — это последний раз, когда я ее вижу. Мой Sims и занимательные постройки, две новые книги на полке «избранного», рисунок Тары на стене, вазочка с бумажной ромашкой, и, самое главное — моя постель, в которой навсегда останется часть меня, которая оживала только тогда, когда я отправлялась спать —
мое сердце...
Больше я никогда не увижу всего этого.
- Все будет хорошо, милая, - родители бодро орудовали платочками, ловя каждую слезинку, что текла по моему лицу, - Все будет хорошо, главное верить...
Верить.
Теплые лучи солнца заливали комнату, будто прощась со мной и будто бы утешая своим теплом и светом мои личные вещи, к которым я больше никогда не прикоснусь. Сосновая ветка легонько стучала в окно, почти поглаживая грязное стекло в прощальном жесте.
«Хэйвен» - виднелось на грязи.
Чей-то палец аккуратно вывел мое имя на пыльной поверхности и случилось это точно сегодня. Вчера, когда я разглядывал небо и думала о том, что не умею мыть окна, этой надписи еще не было.
Он приходил ко мне...?
В больницу я ехала отчаянно проклиная себя за молитвы с мольбой о смерти, за расклеившийся дух и принятие своего поражения.
Все должно быть не так!
Конечно, мой Ночной Гость не может предаваться со мной любви, если имеется риск, что я могу умереть в процессе. Но заметьте, ничто не говорило о том, что он устал от меня или пресытился. А что, если он тоскует, но просто сомневается в том, стоит ли подходить ближе и пугать меня своей явной связью с потусторонним миром, если я и так на полпути туда и несколько встревожена неизвестностью...?
Он знает мое имя.
Черт возьми, конечно знает! Глупо радоваться тому, что темный господин знает имя своей наложницы, но я не могла перестать вяло улыбаться, пока меня кололи в попу.
Путь к нашему воссоединению всего один — это улучшение моего состояния. Мне даже, если честно, было все равно, если больше он не захочет спать со мной или не станет показываться, если я буду просто знать, что он где-то рядом, если я буду чувствовать его тяжелое присутствие.
Я ни на что не рассчитываю! Даже глупо было бы, если он в один прекрасный день появился на пороге моего дома в костюме сельского юноши, и подняв корзинку для пикника, робко предложил бы прогуляться.
Пускай все будет как было, пускай даже без сближения и разговоров...
пускай... как угодно...
Марша живет в соседней палате. У нее тоже рак и вечерами она страшно кричит, когда к ней заходит медсестра с уколами.
Мы не дружим, но улыбаемся друг другу, когда нас катают по коридорам. Только чем дальше, чем больше времени проходит, тем хуже выглядит Марша, тем тусклее становятся наши приветственные улыбки.
Сегодня Маршу не вывозили из палаты. Отец катал меня по коридору к большому окну, поэтому я не смогла пересилить свое любопытство и повернула голову к палате своей подруги по несчастью. Она была жива, но страшно бледна и худа. Пустой взгляд был направлен на распятие в противоположной части палаты, а белые, сухие губы в беззвучном шепоте повторяли только одно:
«мама... мама... мама... мама... мама... мама... »
До этого я думала о большой цели, о чем-то, что может мотивировать, вызвать отчаянное желание жить
(о Госте), но вид бедной девушки только лишь угнетал, если не наводил ужас...
Скоро и я буду всхлипывать в предсмертной агонии, мои глаза и щеки ввалятся еще до смерти, лицо станет землистым, мухи будут ползать по моей холодеющей коже и радостно потирать свои лапки...
Учитывая скорость, с которой падали показатели моего здоровья, я отмерила себе еще недельку, а то и меньше. Я больше уже не могла даже сидеть, и испытывала боли, даже несмотря на обезболивающие, которыми здесь вовсе не скупились. Я не могла держать чашку, мне стало сложно говорить...
Родители, разумеется, были рядом, но я почти не воспринимала их заботы, старалась не вслушиваться во все, что они мне говорили. Странно это. Раньше мне было больно видеть маму страдающей от перспективы потерять дочь, а теперь...
Теперь я ее просто не вижу. Вместо мамы — расплывающееся пятно.
Пятница (... или? Или это был не один день? Неделя? Месяц?) была моим последним днем, так я решила уже с утра. Плохо мне было настолько, что любезные доктора то и дело погружали меня в сон. Бодрствуя (ну, как сказать...), я молчаливо прощалась с жизнью, с миром, с родителями, смирившись с порядком вещей.
Почти.
Он пришел ко мне ночью.
Ледяное прикосновение выдернуло меня из пут врачебного сна, волшебным образом стирая все: немощность, боль, сонливость и страх. На короткое мгновение я снова почувствовала себя живой и здоровой, и еще на более короткое мгновение задумалась о том, не владеет ли мой ночной демон даром исцелять смертельно больных...
Его присутствие снова ощущалось тяжестью и необъяснимым давлением, но в этот раз, эта темная аура была только вокруг него и не затрагивала всей моей палаты.
От этого даже стало страшно.
- Т-ты... - разговаривала я слабо, но умирающее сердце шумно загрохотало от восторга, - Ты... где ты был?
Он молча взял мою руку в свою и принялся поглаживать мои тощие ладони.
- Кто ты? Кто ты такой? Как тебя зовут? Ты снова уйдешь?
Ответа не было, только лишь печальный взгляд перемещающийся от наших рук к моему лицу.
- Я выздоровею. Я выздоровею, - лепетала я, дрожа всем телом от осознания того, что на мой последний вопрос он ответил утвердительно, - Я обязательно поправлюсь.
Если я поправлюсь, ты останешься? Да?
Он покачал головой.
Нет.
- Что я сделала? Я что-то сказала? Почему нет? - выпалила я, перемещаясь в сидячее положение, - Что? Почему нет?
И снова никакого ответа.
Зачем тогда он пришел ко мне?
Ох, глупая Хэйвен, конечно же он пришел попрощаться! Разуй глаза, ты в хосписе!
- Почему ты приходил ко мне? Так долго... Зачем? - забормотала я, в новой попытке начать диалог, - Почему я?
Его холодный палец скользил туда-сюда по моему запястью.
- Из-за этого?! - воскликнула я с некоторой обидой в голосе и взмахнула руками, указывая на себя и все вокруг, - Из-за того, что я умираю? Из-за того, что у меня рак?!
Кивок.
- Кто ты такой?
Молчание.
- Ты пришел, чтобы попрощаться, так? - теперь я уже не пыталась удержать слезы, потому как такие усилия давались мне болезненно, - Знаешь, что я скоро умру, верно?
Кивок.
- Боже... - я накрыла лицо руками от внезапно охватившего меня ужаса, - Это-то ты знал, верно? Знал, что я не держусь за свою жизнь...? Знал, что я смирилась и хочу смерти?
Кивок.
- Так вот, теперь все изменилось, - по всей видимости, я решила вовсю использовать вернувшийся ко мне дар речи и наболтаться от души, - А теперь не хочу... теперь я не хочу умирать. Почему я должна? Я не хочу. Я хочу домой.
Я не хочу умирать. Я хочу жить... я хочу жить...
Из холла послышалась какая-то развеселая мелодия, должно быть откуда-то с поста ночной медсестры. Музыка радостно возвещала о начале утренней радиопередачи.
Звук заставил гостя резко вскинуть голову. Горящий зеленый взгляд был направлен прямо на аккуратно стриженные кустики, которых коснулись первые лучи утреннего солнца.
Печаль и мягкость мгновенно испарились с его лица, оставив вместо себя какую-то жесткую решимость и холодную твердость.
- Стой! - я попыталась схватить его руку, но он ловко выкрутился и почти с отвращением дернул своим плечом, после чего торопливо направился к выходу, - Кто ты?! Зачем ты приходил?! Я должна знать! Скажи мне!
Я никому не скажу! Я, черт возьми, никому уже ничего не расскажу! Пожалуйста!
Читать дальше...Он ушел.
Старуха с косой схватила меня за глотку через час.