Траттория "In Trastevere"

[Трастевера]

Дополнительные фотографии, информация и персонал смотреть ЗДЕСЬ.

Из свежего объявления на столбе:

“In Trastevere” в переводе с итальянского означает «В Трастевере», т.е. в старом римском районе, славящемся живописными улочками и лучшими в городе тратториями.
Траттория “In Trastevere”, уютно расположившая на берегу твинбрукского озера, предлагает посетителям разнообразные блюда итальянской кухни, приготовленные по традиционным рецептам. Непременно отведайте дорадо, запеченную с картофелем и помидорами, или ризотто с морепродуктами. На десерт – незаменимый «Тирамису». И, конечно, какой итальянский обед без вина? “In Trastevere” предлагает лучшие вина регионов Лацио, Тосканы и Пьемонта. Кстати, подвальчике работает винный магазинчик!
“In Trastevere” – кусочек настоящей солнечной Италии в туманном Твинбруке.

СКАЧАТЬ
Список наборов из официального магазина, объекты из которых использованы при строительстве: Читать дальше...

Роскошная гассиенда
Клуб прожигателей жизни
Рубака
День земли
Современность
Жизнь дивного народа
Я люблю 50-е (только декор, который на столах)

[Руся]

*странно чувствовала себя, когда подъехали к траттории. Уже не казалась такой заманчивой мысль о том, чтобы посидеть у воды. Разве в этом городе насладишься толком привычными радостями, если то оттуда, то отсюда на тебя, как из рога изобилия, валятся всяческие напасти? Впрочем, в самый первый раз русалка ее разыскала и вовсе далеко от воды – в баре, через Майкла, его платок сомнительной свежести и ракушку. Так что никаких страховок и гарантий не дадут ни толстые стены, ни запертые двери, ни даже близость Джи… ему вон тоже явно не по себе – от Руськи не укрылись его тревожные взгляды на водную поверхность.

Послушно плелась вслед за ним. С русалки мысли неожиданно скакнули в совершенно другую сторону. Какая у него спина… Широкая, надежная. Поцеловать бы сейчас куда-нибудь… в лопатку. Так искренне удивилась своему желанию, что вполне предсказуемо втемяшилась в спину Джи многострадальным лобешником. Правда, и в этом нашелся свой плюс, ибо желание осуществилось как-то само собой, хотя Джи вряд ли это даже понял. И он спрашивает еще, нравится ли! Честно призналась*

Еще как нравится!

*тут же осознала, что речь Джи далека от его спины, поспешно огляделась по сторонам, припоминая свои первые ощущения от этого места, и добавила с улыбкой*

Мне сразу пришлась по душе траттория. Я ведь уже была тут, с Жозькой. Она, как обычно, ринулась спасать меня от голода, вот и… Здесь хорошо.

*пока его не было, рассеянно топталась на том же самом месте, глядя в одну точку. Закрутило в непонятном водовороте эмоций, будто все это – Джи, русалка, Твин, траттория, все ее новые-старые чувства – никакая не реальность. Болезненные фантазии, глупый сон, мираж-обманщик – что угодно, но не правда, не явь. Все это обычно помогало ей в самом простом и жизненно необходимом – сбежать от проблем, взирать на окружающую действительность сквозь розовые очки. И где сейчас гарантия, что это не очередной выбрык подсознания?

От этих мыслей словно перекрыло кислород – не хотела больше никаких иллюзий! Никаких фантазий! Никаких снов! Должно быть только здесь и сейчас! Только настоящее, только реальность! Если бы Джи не вернулся так быстро, наверное, сама ринулась бы за ним, так вдруг испугалась проснуться в той, старой, пустой жизни.

И когда он выбрался из погреба, встретила его просиявшим взглядом, а сердце благодарно забумкало где-то в горле. Он с ней. И не сон. Остальное пока неважно. Сделала шаг навстречу, тут же уткнувшись в него самого – словно прочитав ее мысли, он в мгновение ока оказался рядом.

И все растворилось. Не было больше траттории, не было подвесившего ее за волосок проклятья, не было календаря – день десятый, девятый… Пусть горят синим пламенем. Есть только этот поцелуй, от которого по всему телу разбегаются искры, а в душе, словно после долгого дождя, проглядывает радуга – все ее семицветье… Пусть пока неуверенное, слабое, робкое – пусть. Но и рисунок всегда начинается с чистого листа…

Теперь казалось, что он чувствует, понимает ее… Пусть и не всецело, ей самой-то в себе разобраться порой просто нереально, но все же чувствует. От этого на душе разливалось тепло, и ощущение нужности этих глаз, этих рук, этой, черт, спины с ее лопатками лишь усиливалось, и Руська прижалась к Джи крепче, возвращая ему ласку с не меньшей одержимостью.

Когда же между ними снова возникло пространство и стало возможно дышать, исследовала взглядом его лицо, словно целовала каждый его миллиметр. Он боялся, что она снова сбежит… Что оставит его в том же разбитом, раздавленном состоянии, что и тогда, давно… И если даже в то время, когда он еще не понимал, что вообще между ними происходит, когда относился к ней пусть и не как к очередной своей победе, но и не так, как сейчас, ему было так больно, то что же стало бы теперь, умотай она сегодня со своим чемоданом в вечной гонке от самой себя?

Захлестнуло эмоциями, накрыло с головой, и Руська даже простонала, когда Джи вновь поцеловал ее. Но теперь к тому безумию, к той радуге добавился и застарелый страх – все у нее идет не так, и если сама не может стать счастливой, как же она сделает счастливым другого? Вот этого мужчину, в руках которого сейчас трепещет, как невинная девчонка, как будто для нее это все – в первый раз? Задрожала всем телом, невольно вновь прижимаясь к нему, словно в надежде найти убежище от всех своих мыслей. Целовала неистово и жадно, может, даже чуть нелепо, пытаясь выиграть битву с собственными страхами. Не выиграла. Сдалась. Оторвалась от его губ, чувствуя, как пылают, как покраснели ее собственные. Вслед за этим залились пунцовым и щеки. И она спрятала горящее лицо, обнимая его за шею что есть сил, шепча невпопад*

Я не хочу уходить, Джи, как тогда. Не хочу. Веришь? Только… только ты не торопи меня. Так много всего… сразу. Будто вся жизнь резко изменила направление. Но куда? Назад? Вперед? Чувствую свою слабость и беспомощность, не понимаю того, что сейчас творится внутри меня… Не подгоняй, пожалуйста.

*отстранилась, опуская глаза, боясь, что разочаровала его в который раз. Поерзала неловко на конторке. Вцепилась в прядь волос, принимаясь мучить ее с яростным упорством. Спросила тихо, выдавая себе сразу сто очков за глупость и нелепость*

Скажи, а почему… а почему ты прекратил тогда… ну… в душе?

*еще сильнее затеребила прядку, склонив голову и скрывая лицо за волосами*

Я показалась тебе слишком… я была слишком… разнузданной, да?

*ужасно глупо чувствовала себя сейчас. Взрослая женщина, а ведет себя как идиотка. Что с ней только сделали эти дурацкие два года...*

[Трастевера]

*Сколько всего было в ее глазах! Даже не видя уже ее глаз, целуя, ощущал все тот же вихрь эмоций.
Но что-то изменилось. Почувствовал за мгновенье до того, как она остановилась: по ее рукам, по губам. Поцеловал еще более чувственно и страстно, словно цепляясь за Руську, в надежде перебороть ее страхи или сомнения или еще черт знает что, то, что заставляло ее улизнуть.
Перебороть не смог.
Настаивать тоже не стал.
Отпустил.
Позволил ей спрятаться, хоть и ужасно хотелось сейчас видеть ее глаза.
Руки скользнули вниз, замерли на Русиной талии, мягко обнимая. Не удерживая, но и не отпуская. Балансировал где-то на грани, между желанием подчинять и стремлением подчиняться
Дикое состояние, странное, незнакомое. Он ступил на чужую, совершенно неизведанную территорию. И как действовать, кроме как по наитию, теперь не знал.
Странные эмоции вызывали ее слова. Вроде и хорошие, но вроде и… какие-то болезненно безнадежные. Не просто «не хочу уходить», а «не хочу, как тогда». То есть теперь хочет, но по-другому? Или все же не хочет? Или что, черт возьми? Одно понимал- Руся настолько растеряна, что сама балансирует между противоположными желаниями: остаться и сбежать. Сбежать от него, от той боли, которую он может ей причинить, опять. Ну да, а чего еще ждать? Возможно, не будь он тогда, несколько лет назад, таким самовлюбленным козлом, теперь все было бы иначе. А теперь ей трудно поверить в его искренность и чувства. Хотя… наверное и поэтому тоже он еще больше ценил то, что происходило между ними сейчас, и чувствовал все более остро. Ведь каждая минута, каждое объятие, каждая ласка – они могут быть последними. И все же было немного жаль, что невозможно поделиться своей уверенностью. Невозможно раскрыть грудь или голову, точно дверцу отворить: смотри, все, как на ладони, тебе нет смысла меня бояться.

Позволил отстраниться. Замер, вглядываясь в ее лицо, в глаза. Ее странное смущение отчего-то вгоняло в ступор. А последующий вопрос так и вовсе пришиб, точно обухом по голове.
Из головы разом все мысли выдуло.
Проснувшись сегодня, он пытался понять, что же произошло. Почему его накрыло и завертело в непонятном, каком-то даже противоестественном водовороте не то любовной страсти, не то какого-то животного вожделения. Наваждение – иначе не скажешь. Не отдавал себе отчета, когда набрасывался, а потом понял, что творит, и испугался неожиданности, какой-то даже противоестественности. Не хотел напугать ее. Минуту назад она просила не спешить и не торопить ее – да ведь ему самому сейчас нужно было то же самое.*

Я… Черт, сам не понимаю, что тогда случилось и как я вообще там оказался… А когда понял… ужасно испугался, что все испортил, и ты теперь дашь деру и будешь меня ненавидеть всю оставшуюся жизнь. *Усмехнулся невесело* Так что дело точно не в тебе, малыш. *Нежно прикоснулся пальцем к ее щеке – ужасно нравилось ее касаться, словно убеждался, что она рядом, настоящая, и на душе становилось немного легче…* Там… в душе… ты была… Черт, давай не будем об этом, или я окончательно с катушек съеду. Не умею я делать комплименты. Скажу правду, а ты не поверишь…

*Ведь и правда, не умел говорить комплименты. Ей - не умел. Совсем не то же самое, что наговорить десяток стандартных фразочек очередной подружке на ближайшую ночь. Ведь с ними какие чувства, все просто: или хочу или нет. И если нет, то «я позвоню, принцесса». А если да, то «твои глаза, как два бриллианта» и прочая подобная ахинея, за которой нет никаких чувств и никаких желаний, кроме сиюминутных плотских.
А с Русей все совсем иначе. Когда смотрел на нее, то чувств было слишком много, слишком разных, порой даже противоположных, как в случае с этим чертовым душем, и не смог описать их словами так, чтобы получилось точно и честно. Все слова казались каким-то… неправильными… недостаточными, что ли… тусклыми. Не про нее. А других, более ярких слов, он не знал. Придумывать, что ли, новые? Вот сейчас что? Сейчас она его заманучивает: заманила сюда и мучает невозможными вопросами, от которых ему хочется и сбежать, потому что ответа не знал, и наброситься на нее с самыми страстными намерениями одновременно. И пусть словечко было не его, а Эгоново, но подходило к ситуации как нельзя лучше.

Отошел на шаг. Запустив пятерню в волосы, взлохматил их.
И куда теперь денешься от воспоминаний, они так настойчиво лезут в голову. Вот он сидит на ступеньках, а вот уже в душе, обнимает ее, и от того, что она отвечает ему, от того КАК она отвечает, сносит крышу окончательно…
Трудно было обо всем этом думать. И не думать - тоже.
За улице громыхнуло – и вовремя, вернуло на землю. По стеклам тут же застучал дождь. Да какой дождь – ливень!
Взглянул на Русю, улыбнулся, мол, хорошо, что не успели на пляж пойти.
Все же что-то он в этой жизни сделал хорошее. Не знал что, может в зачет пошли те часы, когда Жозька ему мозг выносила или нытьем, или беготней по магазинам или кулинарным курсам, куда таскала его. Словом, что-то хорошее было. Иначе судьба не дала бы ему второго шанса.
Замер, разглядывая ее. Такой она казалась маленькой, хрупкой, беззащитной. Пытается спрятаться за волосами, смущается чего-то. Почему-то верил, что это не кокетство. Как-то эта часть отношений у них осталась где-то побоку. Как она может сомневаться в себе?
Подошел, нежно взял за подбородок, разворачивая ее лицо к себе. *

Русь. Пусть это прозвучит глупо, но ты удивительная. И удивительнее я никого не встречал. Искренняя, настоящая, очень сильная, отважная, безумно красивая и невыносимо сексуальная. Особенно в моей футболке.

*Улыбнулся невольно, но тут же посерьезнел, а взгляд буквально вопил: ну я же люблю тебя, глупая, какие могут быть сомнения? Для меня нет тебя прекрасней и все такое, хоть ты скромница, хоть развратница – это одинаково сносит крышу! Просто поверь мне! Но понимал, что теперь ее «верю» придется добиваться шажочек за шажочком.*

Русь, не смей в себе сомневаться, слышишь?

*Осторожно приподнял на руках, снимая с конторки, и поставил на пол. Взял ее за руку.*

Идем, покажу что-то. Хотя может ты уже и знаешь, раз с Джозькой тут была. Не бойся, на улицу под дождь не потащу. И вообще, обещаю не обижать, не торопить, не заманучивать и не делать ничего, чего тебе не захочется – договорились?..

*Прихватил по дороге со столика бутылку, штопор и бокалы, повел Русю наверх, в Жозькин кабинет. Усадил на диванчике, разлил вино, плюхнулся рядом, привлекая Руську к себе. Поцеловал в макушку.*

Я почему-то раньше думал, что, если вдруг тебя встречу, ты будешь совсем другой. Знаешь, такой неприступной-неприступной. И даже если я решусь заговорить, то посмотришь на меня так, типа «знать тебя не хочу», и все слова из башки повылетают... А ты совсем другая. Совсем… Ты ведь так и не рассказала, как жила все эти годы. Куда пропала? Что делала?

[Руся]

*а ведь на нее тоже что-то нашло тогда. Необъяснимое какое-то. Сначала к Дезу. От чего внутренне аж передернулась – нелепица какая-то. Потом к нему, к Джи. Но с ним все ж иначе. А как иначе, и объяснить бы не смогла. Словно тогда ей дали ощутимого пинка, подталкивая в его объятья. Будто эти объятья для нее – это что-то, само собой разумеющееся и ей там самое место. И откуда только такие глупые мысли? Ведь жизнь с упертостью барана показывает, что нет такого человека – твоего, только для тебя. Может, лишь на время. Но и всего-то. Однако смятение чуть отпустило. И почему-то подумалось, что нужно обязательно разговаривать вот так. Иначе она городит эверест всяких глупостей в своей сомневающейся недоверчивой голове, в которых потом не разберешься и от которых страдает не только она сама, но и окружающие. Прошептала одними губами*

Это хорошо, что ты испугался… Потому что, наверное, дала бы деру, ты прав. Было в этом… в том… что-то неправильное.

*улыбнулась смущенно, принимая его прикосновение. Невольно опустила глаза, чувствуя, как в душу прокрадывается… что? – и сама не понимала. Что-то такое исключительно женское, невероятно кокетливое, но все равно с нотками сомнения. Было приятно это его «совсем с катушек съеду». Тем не менее развивать эту тему не стала бы. Слишком волнительная, слишком на грани – страшно и лишнее. Но и не слушать невозможно! Господи, как можно быть такой противоречивой? Иногда ей хотелось просто отпилить свою глупую голову, поиграть ею в футбол, чтобы повыбивать всякие дурацкие мысли, и запулить в какие-нибудь кусты – на время, пока не одумается, в качестве исключительно воспитательной меры. Опять покраснела. Рассердилась на себя за это. Тут же раскраснелась еще сильнее, как с ней случалось всякий раз, когда осознавала, что на щеках гостит румянец-предатель.

Джи выдернул ее из этой самоуничижительной борьбы с самой собой, и у нее заколотилось сердце от его нежного жеста. Ляпнула совершенно неконтролируемо*

И вовсе я трус. Ничего и не отважная.

*и поняла, что это совершенная правда. Трус. Еще какой. Боится поверить. Боится принять. Боится смотреть вперед. Да и назад тоже. При этом всем боится и потерять. Словно между нею и Джи уже протянулись незримые нити. Боится, что опутают с ног до головы, и что оборвутся – тоже боится. Резко захотелось настучать по дурацкой башке чем-нибудь тяжелым. Или тут же выскочить на улицу – под дождь. Авось прояснится. Поучительно пробубнила, скорее, уговаривая саму себя*

Сомнение – это уже частица веры. По крайней мере, так сказал кто-то умный.

*последовала за ним, невольно снова отметив его желание постоянно чувствовать ее. Прикасаясь ли к лицу, сжимая ли руку, обнимая за талию – лишь бы не прерывалось это их «вдвоем». С ума сойти, но до чего же все другое. Все иначе. Конечно, его и раньше к ней тянуло, кто бы спорил. Если притягивался, несмотря на внутренние бои с самим собой. Но теперь… Теперь все совершенно особенно, как-то иначе, смесь старого с чем-то новым и глубоким.

После его обещания «не заманучивать» было успокоилась, расслабилась, устраиваясь на диванчике и мысленно подмигнув хозяйке этого кабинета – где там она сейчас, интересно? Но Джи следовало бы дать сто очков за умение вызывать в ней бурю эмоций. Неужели он, правда, хочет знать, как она жила все это время? И как об этом вообще рассказывать? Разве можно уместить в пару фраз свою жизнь? Хотя, если постараться, выглядело бы это примерно так: работала – много работала – влюбилась по уши – была счастлива – была ОЧЕНЬ счастлива – была невыносимо счастлива – сбежала. Чем-то знакомый ему сценарий, не так ли? Почему-то стало ужасно тяжело и грустно на душе. И мучительно стыдно. Все в ее жизни идет как-то неправильно. И винить в этом можно лишь себя саму – не обстоятельства, не других людей, не судьбу-злодейку, а себя.

Машинально взяла в руку бокал с вином, сделала пару жадных глотков, не в силах взглянуть на Джи – ей бы вот не хотелось, чтобы он смотрел в ее глаза, а думал о ком-то другом. А думать о том, другом, страшно. И очень больно. Хоть и прошло два года. Хоть и обратной дороги нет и быть не может. Хотя, чего уж скрывать, искала этой возможности. Пусть и не на деле, в своей душе искала. И не находила. Все было так безнадежно испорчено и исковеркано, истоптано, и не в последнюю очередь именно ею, что умирала всякий раз при мысли об этом. Пошевелилась, высвобождаясь из его рук, подбирая под себя обе ноги и устраиваясь рядом в такой позе. Проговорила негромко*

А я и сама не знаю, какая я, Джи. Прежняя ли? Новая? Другая? Не знаю. Что-то осталось, что-то умерло, что-то пришло на место старого. Но… я бы не смогла быть с тобой такой… как «знать не хочу». Не было во мне этого, так с чего ему там взяться? Сердце, оказывается, такое… многое в нем прячется, многое хранится. Можешь об этом даже не подозревать – а оно вдруг бац, и накрывает. А где пропадала…

*упорно не знала, что говорить. Совершенно. Мысли путались, разбегались, уступая место полному смятению. Решила начать с малого, последнего, с поисков самой себя*

Последние год-два много путешествовала. Студию, работу забросила ко всем чертям и возвращаться к этому не хочу. Много фотографировала, писала заметки, собирала редкости, но большее из этого сгорело сегодня во славу безвинно убиенного монстрика.

*сгорело и кое-что другое. То, с чем, несмотря на всю боль и отчаяние, так и не смогла расстаться. Ее колечко, которое Бен все-таки вернул вместе с тем гадким досье. Может, это знак такой? И на сегодняшнем нежданном костре горело прошлое, отрезая дорогу назад? Но как повыжечь воспоминания? Сожаление? Да даже привкус того, старого, счастья, который все еще ощущался внутри, стоило ей забыться и перестать думать о плохом. Потому что не было другого такого человека, с которым все нараспашку – все, даже самое темное и нехорошее. Потому что без него разбилась, как стеклянная статуэтка, и с трудом собирала себя по кусочкам – что-то срослось, склеилось, а что-то так и не вернулось на прежние места. Но как сказать об этом Джи? И стоит ли об этом говорить? Не понимала. Путалась. Кто для нее сейчас Джи? Кто для него она? Было страшно открываться и вытаскивать наружу то, что причиняло боль ей самой, что причинит боль и ему. Поежилась, словно налетел холодный ветер, взглянула на Джи чуть искоса.

Я… наверное, должна сказать тебе это. Я… замужем, Джи. То есть… формально замужем, по документам, хотя какое они имеют тут значение. Еще и сгорели. А так уже пару лет одна, и в Симливуд мне путь отрезан раз и навсегда. Не возвращалась туда как раз по личным причинам.

Проговорила это мысленно, так и не решившись произнести вслух. Зачем? Ее боль – это ее боль. Ее отношения – это ее отношения. Ведь и у Джи наверняка был роман, а, может, даже и не один. Только вот ей самой об этом знать не хочется. Так зачем обрушивать все это на Джи? Решила взять из своей вымученной речи только последнее*

А пропадала по личным причинам. Но я не хотела бы говорить на эту тему. Жалею лишь, что жизнь совершенно ничему меня не научила. Ни тогда, когда так поступила с тобой, ни в этот раз. Точнее в тот. Много времени с тех пор прошло.

*грустно улыбнулась, наконец прямо взглянув в его глаза. Произнесла невесело*

Так что если я и удивительная, то исключительно как бестолочь. Ведь свою жизнь делаем мы сами, а я и дня не могу прожить по-человечески. Вообще не покидает ощущение, что весь уже пройденный путь – это цепочка сплошных ошибок. У тебя бывает такое?