Читать дальше...
Когда Аня прислала мне свой район, я нашел там и Эми, о которой она писала в своих отчетах. Конечно, я не смог удержаться и не поиграть ей. А после, мне показалось несправедливым умалчивать о ее буднях, ведь она тоже Суо =)
« Не знаю, чем меня привлек этот дом, может, потому что это единственный дом, стоящий на побережье, может, меня привлек бродячий песик, обреченно смотревший вглубь моря, а может, я каким-то образом почувствовала, что встречу его.
О да, это были те самые три молнии, тот принц, которого я ждала, но встретила я его, увы, лишь на закате своих дней.
Я спросила его, как зовут того пса, отвесив пару комплиментов дому, морю, участку, вкусу хозяев. Он смущенно поблагодарил, конечно, почуяв лесть: дома просто не было, из всей домашней утвари – лишь люлька с истерично орущим ребенком.
Он буквально на днях окончил университет, но даром времени чета не теряла, что весьма легкомысленно, учитывая то, что жилья, как такового не было. Но вместо строгого осуждения я почувствовала желание увести его отсюда, спасти от этой тяжелой и полной лишений жизни. И да, я бессовестно закрыла глаза на его жену. В тот день мы разговорились до поцелуя, и я успела сообщить ему свой адрес и телефон.
Его жена не знала об этом, весь день проведя возле люльки, она не могла следить за всем участком. Но когда я уходила, я спиной почувствовала ее тяжелый взгляд.
Я была достаточно немолода для душевных терзаний и мук совести, но достаточно молода для того, чтобы влюбиться. После очередного скандала, он сбежал от нее и переехал ко мне.
Мы с Натали и ее крошкой жили в достаточно большом доме и разумеется, о тесноте и речи не шло. Другое дело, что Натали не замечала его, будто он живое привидение. Я не стала говорить о нем с ней, вопреки его просьбам, Натали слишком невосприимчива к чужим словам, к тому же игнорирование лучше открытой вражды, и мы оставили все как есть.
На следующее же утро к нам пришла его жена.
- Я нашла твой адрес у него в записной книжке, - пропела она и выругалась, использовав весь свой словарь неприличных слов.
Было видно, как каждое слово приносит ей удовлетворение и некое облегчение. Я не стала ее прерывать, надеясь на ее уход и мирное разрешение ситуации. Она не ушла, но и не знала, что делать дальше, тогда я повернулась и ушла в дом. Зачем-то простояв у крыльца полтора часа, она ушла тоже. Ее звали Ума, как сказал потом мне ее бывший муж. Красивое имя, не более. Ночью она пришла к нам с ребенком. Я проснулась от его крика и выйдя во двор, увидела как спокойно она смотрит на своего малыша, беспомощно лежащего на холодном бетоне.
- Забирай его, - сказала она, почуяв меня спиной, - забирай бонусом к мужу!
- Ты с ума сошла, - не выдержала я, - это же твой ребенок!
- Любишь кататься, люби и саночки возить, - пропела она, - забирай. Я не хочу, чтобы ты думала, что можешь так запросто увести из семьи мужчину, а других оставить терпеть невзгоды в одиночестве.
И ушла. Я вызвала социальную службу, и с трудом уговорила их вернуть ребенка ей (они хотели забрать его в приют), надеясь, что все это она сделала в состоянии аффекта.
Но нет, как бы не так. Она будто поселилась в нашем дворе! И в самые ответственные моменты выскакивала дабы наградить меня звонкой пощечиной или едким комментарием.
Однажды моему терпению пришел конец и я попросила его поговорить с Умой. Удивительно, но ему не досталось ни одной пощечины, ни одного оскорбления. Она посмотрела на него безразлично и тупо и промолвила, что не любила его никогда и не хочет воспитывать их ребенка. И ушла. Как казалось навсегда.
За семейными неприятностями, я не видела, что творит Натали. И это было роковой ошибкой. Очередной раз очаровав бродягу с большой дороги, ей вздумалось не ограничиваться пылкими признаниями и поцелуями, и с утра я услышала знакомый звук колокольчиков.
И как эхо свершившегося – на дороге лежал все тот же несчастный ползунок, очевидно промерзший там остаток ночи...»