Форум
Блоги
Что нового?
0. В этой теме голосуют все, за исключением жюри ()
1. Голосование начинается сейчас и длится до 29 июня включительно.
2. Голосовать могут все участники, зарегистрированные больше месяца и набравшие больше 30 сообщений.
3. При голосовании следует расставить баллы от 1 до 10 всем участникам.
4. Голосовать можно только один раз.
5. Отредактированное сообщение с голосами - не учитывается.
6. Участники могут голосовать, но голос за свою работу учитываться не будет.
7. Очень желательны комментарии к голосам.
-----------------------------------------------
№1. Читать дальше...
Прогноз на завтра…Он идет по улице, закутавшись в плащ, что не имеет смысла. Тысячи капель ударяются о его фигуру, заставляя съежиться сильнее и проклинать погоду. Ветер. То время осени, когда люди не замечают вокруг себя ничего, кроме невидимого дождя – когда они чаще обычного говорят друзьям по телефону: «да, мне тоже скучно. Третий день что-то с неба капает, на улицу противно выйти». Тем не менее, снаружи снуют зонты, а в придачу – вынужденные куда-то спешить, недовольные люди. Здесь не важны страны, города и микрорайоны. Поворачивается планета, и осень неизбежно наступает везде. Серый недорогой плащ, забрызганные черные ботинки, его зовут…а нужно ли ему имя? Таких имен тоже тысячи, под этим дождем сливаются их звучания. Назвать его имя значит смешать его с той мокрой толпой людей, поскальзывающейся на гниющих листьях. Они спешат. Куда? А куда вы сами спешите в такую погоду? «На работу, черт бы ее побрал» - возможно, ответите вы. И в чем-то будете правы. Но на работу спешат по-другому. Согласитесь, не так, как спешат туда, где есть теплая ванна, сухие полотенца, большая собака и чай с шоколадным тортом. Если у вас, конечно, нет аллергии на шоколад. На работу спешат вынужденно, а обратно – с облегчением. Но всегда спешат, такова участь города. Он идет по улице, закутавшись в плащ, что не имеет смысла. Он идет. Не бежит, не торопится, не поглядывает нервно на часы, делая при этом недовольную гримасу. Не спешит. А который, кстати, час? Поздний вечер или раннее утро? Темнеет или светает? Садится солнце или заходит? Подождите,…какое солнце? Взгляните наверх – и увидите там только серые тучи и ворон. Кажется, что солнца нет и никогда не было. Кажется, что вся наша планета – бесформенный сгусток сплошного тумана. Часы нельзя различить, когда за окном мы видим такое однообразие и скуку. Подскажу – было около шести вечера. Час пик в метро наступает именно в это время, когда люди, расталкивая друг друга, спешат домой, к семье и горячему ужину. Попробуйте выйти на улицу в будний день в шесть часов вечера и спросить у среднестатистического горожанина лет тридцати, идущего в одиночестве: «вы спешите?». Да. А вот он нет. Может, ему дали выходной. Или уволили с работы за то, что он разбил стеклянную вазу на столе своего начальника. И только когда за ним закроется дверь, начальник вспомнит, что им и была подарена эта ваза. А если его просто никто не ждет… Он придет, откроет входную дверь ключом – хотя имеется домофон, по которому некому отвечать, вызовет лифт, нажмет кнопку своего этажа, зайдет в темную холостяцкую квартиру, поставит ботинки на батарею, наденет любимую футболку, ляжет на диван и включит футбол. Это его жизнь, жизнь, в которой нет понедельника и пятницы – каждый день начинается с ударом капли дождя о стекло, такой похожей на другие, что становится страшно. Может, мы правы, когда виним во всем погоду.
№2. Читать дальше...
Закат Я беру из холодильника очередную банку пива. Открывая ее, подхожу к окну и небрежно отодвигаю штору. Ты. На самом горизонте, спиной ко мне, не оборачиваясь, с завидным терпением и постоянством. Закатное солнце золотит твои рыжие волосы, заставляет твою точеную фигурку светится, словно по волшебству. Сложно описать, что я чувствую, даже мысленно, хотя бы для себя не могу определиться: улыбаться ли, или молча закрыть глаза. Из внутреннего ступора меня выводит тихий, стеснительный звонок телефона, и, оторвавшись от окна, я иду в прихожую. - Да? - Ты видел? – тревожный голос принадлежит моей подруге детства. – Она там? - Да видел, – грустный смешок. – Хотя я обещал себе не смотреть туда больше. - Почему вы не помиритесь? – на том конце провода шумела льющаяся из крана вода. - Почему? Сложно сказать. Наверное, потому что мы не созданы для перемирия. - Тебе просто нравится страдать! А я не могу это видеть больше: ее, каждый вечер стоящую в парке, у той скамьи, где вы встретились первый раз, тебя, запершего себя в четырех стенах! Не могу… – всхлипнула подруга. - Что поделать, – мой голос, казалось, никогда не достигал такого равнодушия. Гудки. - Что поделать, - повторяю я еще раз в полной тишине и присаживаюсь на диван. Я уже мирился с тобой. И каждый раз это было все безнадежней. Последний раз мы чуть не поссорились во время перемирия, а снова расстались – по-английски, не удосужившись даже предупредить друг друга о том, что мы больше не единое целое. Мы как разные полюса магнита – сближаемся для того, чтобы сильнее оттолкнуться друг от друга. И, как бы больно ни было, мы все равно стараемся сблизиться. И, как бы глупо, безнадежно это ни было, мы все равно… Выпив третью банку пива, я снова подошел к окну и сорвал с него шторы. Едва они упали на пол, комната окрасилась цветом опавших листьев. Маленькая оранжевая фигурка сидела на до боли знакомой скамейке, люди в парке начинали расходиться по домам. Не помню, как, но я тоже оказался там, на этой окрашенной закатным солнцем картине. Я стоял позади тебя и думал, что сказать, перебирая в уме то, что уже было сказано до сегодняшнего дня. Пожалуй, одно… одного я тебе не говорил никогда. - Отпусти же нас, – ты даже не шелохнулась. – Оставь нас в прошлом, забудь нас. Мы уже никогда не будем теми, кем мы были, – я присел рядом с тобой. – Отпусти и эту скамью, сотри ее значение. И тогда мы сможем жить дальше. Ты молчала. А я, сказав тебе то, с чем я жил все это время, покинул тебя, на этот раз навсегда. Я шел по направлению к своему дому, и, обернувшись, увидел, как ты таяла в последних лучах закатного солнца. На этот раз все. Боль утраты поселилась в моем сердце, но все же это лучше, чем жить в мире несбыточных надежд.
№3. Читать дальше...
ПРЕДИСЛОВИЕ К РАССКАЗУНиколай Львович сидел в своем любимом кресле, обитом розовым бархатом, с кисеей на спинке, небрежно забросив ногу на ногу, и покачивал правой туфлей. (Он ожидал прихода Альцгольда, знакомого издателя малоизвестного эмигрантского журнала «Русская быль».) Золотой струной протянулся от окна, через всю комнату, солнечный луч, – обозначив танец пылинок в жарком воздухе, – и упал на стопку листов, застыв небольшой раскаленной лужицей меда. Николай Львович всячески пытался не думать о рукописях, лежащих подле него, которые неизменно притягивали его взгляд. На самом первом листе, рукой Николая Львовича, было написано: «ПУТЬ. ВОСПОМИНАНИЯ ЗА 1917-1939 ГОДА». С самого утра необычайно пекло солнце и даже, мерно поворачивающийся из стороны в сторону, вентилятор (походящий чем-то на фламинго), – как бы, твердивший: «нет – нет – нет», – не мог спасти от жаркой зазнобы летнего дня. Шея Николая Львовича взялась красной сыпью в том месте, где касалась воротника (когда писал, то постоянно чесался). После вчерашней сухой и безветренной ночи у него еще кружилась голова. В памяти всплывали осколки написанного. За один миг он со скоростью мысли, не свойственной нормальному человеку, перебирался из начала в конец своей повести, иногда останавливаясь на особо памятных местах и фразах (причем, проделывал по три-четыре таких остановки за одно мгновение). Он наслаждаясь купался в прохладе собственного слога, а знакомые интонации звучали подобно ветру, шепчущемуся с деревом. Так как Альцгольда еще не было, Николай Львович не отказал себе в наслаждении перечитать повесть еще раз. Во всем теле оставался ленивый осадок бессонницы. Он взял рукописи – один из листов не удержался в общей кипе и легонько соскользнул под стол. Николаю Львовичу пришлось стать на четвереньки и проделать нехитрую операцию с совком, чтобы заполучить из-под стола свой листочек. Наконец, он вернулся в кресло и, хорошенько встряхнув, уровнял рукописи. Скоро читая, он охватывал целое маленькими порциями. Каруселью закружилось: «моя семья покинула Россию…», «что в тот пыльный августовский день…», «как в немом кино…», «неразоблачимую мистификацию…», «с заговорщическим видом читал газету…», «Лютославский отвел его в сторону…», «мертвецки-желтого цвета кальсоны…», «нашу усадьбу грабил и палил честной народ…». Альцгольд, далеко не самый пунктуальный человек, появился только через час. Когда же Николай Львович принялся усердно и с расстановкой (подымая и опуская тона голоса, чтобы подчеркнуть значительность того или иного поворота сюжета) читать Альцгольду свою повесть, то тот, едва слушая, понюхивал какую-то бутылочку и смотрел с тоской в окно. Николай Львович же, ничего не замечая, продолжал куражиться: «моя семья покинула…», «читал газету…», «кальсоны…», «палил…». По завершению читательской экзекуции, Альцгольд позволили себе два комментария: – Про кальсоны, это вы очень здорово придумали. Это, знаете, лучшее, что я встречал из мемуаров. Живо, знаете, жизненно. – Вы, полагаете, я могу рассчитывать? – Мой журнал сочтет за честь… Нет, что там? Это мы должны вас просить. Мой племянник, знаете ли, учится в вашем университете… – Я рад. – Думаю, что уже в следующем номере. Но позвольте, мой племянник… – Да, что вы? Уже в следующем номере? – Все же, я не то, чтоб предлагаю. Не поймите меня неправильно. Знаете, давайте прямо. Сейчас едва бы кто вас пропустил в печать, пусть даже с неплохими мемуарами. Я предлагаю вам услугу весьма щедрую. Мой племянник, Родион, – запомните хорошенько, – учится в Еле. Ему очень необходима стипендия и никто иной, как вы не сможет помочь в этом. Пустяк, в сущности. Пустяк – ваш роман, пустяк – моя просьба. Вечером, когда солнце уже пряталось за каштанами, Николай Львович вышел к озеру. Легкий ветерок зыблил зеркальную поверхность, отчего перевернутый мир то терял, то обретал вещественную форму. Утка пролетела над самой гладью озера и точно такая же проводила ее в отражении. Николай Львович, в летнем свитере, с двумя черными полосами наперекор белому, присел на скамью. Подле, молоденькая дама в белом платьице и шляпке с пучочком сирени, ласкалась со своим сеттером. Рядом вертелся еще чей-то пойнтер. Маленькая босая девочка затопала по зеленой траве. Николай Львович, ужаленный случайно севшей на его веснушчатую руку пчелой, думал о том, что через неделю выйдет его рассказ, и, что он, с притворной радостью, будет рассылать экземпляры знакомым и ждать отзывов в критике, и еще, что рука уж очень зудит.
№4. Читать дальше...Бело-голубой офис, откровенно весёлые солнечные блики сквозь легкие вертикальные жалюзи, славно отработанный субботний день. Ничто не портит настроения, можно идти домой. Воздух на улице непривычно тёплый – пожалуй, он впервые так нагрелся этой весной. Так тепло, что рождается ощущение полной нереальности мира вокруг и полной вседозволенности. Замечтавшись, я не сразу понимаю, что уже какое-то время капает мелкий дождь. Поднимаю голову, а наверху – композиция «рваные облака на фоне голубого неба». - Слепой дождик, – композиция сменилась краешком ярко-жёлтого зонта. Я слегка вздрагиваю, услышав твой голос, и оборачиваюсь. - Спасибо, – дружелюбно улыбаюсь. Ты тоже улыбаешься, и мне становится трудно сдержать волнение. Но я сдерживаю. - Идём, – говорю я. – Зелёный. Мы аккуратно переходим дорогу, боясь причинить друг другу неудобство – ведь приходится идти под одним зонтом. По правде говоря, зонт мне вовсе не нужен, но я об этом, конечно, молчу. - Тебе в какую сторону? – невинно интересуешься ты. - Туда, – показываю я. - Тогда идём вместе, – весело отзываешься ты. Ощущение действительности окончательно покидает меня. Иду как во сне, не чувствуя ничего в своём теле, кроме сердца, и очень надеюсь, что со стороны смотрюсь как нормальный человек. Ты что-то говоришь, я что-то отвечаю. Постепенно утверждаюсь в мысли, что я – само совершенство: ни лишних эмоций, ни фальшивых нот в голосе, ни неуместного смеха. Ничего такого, о чём потом пришлось бы жалеть… Почему же я так боюсь пожалеть о чём-то?
№5. Читать дальше...- Расскажи мне сказку. - О чем? - О том, откуда берутся сказки.
***Звезды – отражения огней Земли. Отражения сердец и отражения мечтаний. Звезды горят потому, что мы хотим, чтоб они горели. Звезды манят, потому, что мы хотим, чтоб они манили. Без нас, звезды станут только яркими точками в небе… Наши страхи – обратная сторона наших мечтаний. Страхи и мечты – неразделимы, то, чего мы хотим больше всего, на самом деле, является тем, чего мы боялись всю жизнь… Мы выдумываем сказки, чтоб не видеть своих страхов и своих иллюзий. Все мечты – это иллюзии.
***- Расскажи иначе!
***Звезды – это огни наших сердец. Звезды – это те, кого мы потеряли или еще не нашли. Звезды – это сказки. Без нас не будет ни звезд, ни сказок. Наши страхи – это обратная сторона наших сказок, страхи – это обратная сторона звезд. Мы творим свои сказки и творим свои страхи. Без нас не будет страхов. Иллюзии – это мечты тех, кто не верит в сказки. Это мечты тех, кто хочет, чтоб звезды и страхи распались в прах, оставив только пятнышки в небе и четкие слова на бумаге.
***- Расскажи по-другому!
***Наши звезды – это далекие солнца, далеких планет. Звезды знают тысячи жизней, они шепчут ночами сказки всем, кто хочет их услышать. Для тех, кто не хочет слышать: звезды – только яркие точки в небе, а сказки – иллюзии. Наши мечты – это наши сказки, которые наше Солнце шепчет ночами на другом небе, другим людям. Для тех, кто не слышит сказок, все мечты – иллюзии. Наши страхи – это иллюзии тех, кто не хочет слышать сказок нашего Солнца и считает наши мечты иллюзиями. Если у нас не будет мечтаний – у кого-то другого, под другим небом и другим Солнцем, не будет сказок. Если у нас не будет иллюзий – у кого-то другого, под другим небом другим Солнцем, не будет страхов… Так говорят друг-другу те, у кого есть Звезды, Сказки и Мечты…
***- Что из этого правильно? - Это решать только тебе.
№6. Читать дальше...К ней не прилетают ангелы.
Окно было открыто настежь. Прохладный вечерний ветерок ворошил волосы. Она стряхнула пепел прямо на улицу и задумалась, глядя на дымок сигареты, который змеящейся струйкой поднимался наверх и тая, оставляя за собой только легкий запах ментола. Она улыбнулась, вспомнив улыбки друзей. И грустно опустила глаза, запомнив их злость. Какие они все правильные... К чёрту... Она посмотрела на небо. Тучи, тучи, тучи... Уже третий день тучки и не единого проблеска голубого неба. Хоть бы лоскуток синего полотна увидеть, и то счастье! Но нет, нет, нет... дождь и серое небо. А ведь в этом что-то есть, да? Ну и что, что серо, зато - небо, зато - тут. где тут? Она потушила сигарету. Подошла к окну и села на место, передумав его закрывать. Она налила себе крепкого-крепкого кофе. Он успел немного остыть и уже не был таким обжигающе-горячим. Всё не так надо. Но ведь так и должно быть, это же она. Это её жизнь. Девушка ласково улыбнулась своим мыслям. В открытом окне виднелся дождик. Сквозь серую пелену дождя маячили какие-то силуэты. Ангелы. Они часто тут летают, рядом с закрытым домом и почему-то всегда - под дождем. Они никогда не залетали к ней. Она видела, как они садятся на подоконники других домов, спрыгивают в другие комнаты. Она напрасно сидела на карнизе, рискуя свалиться вниз, молча смотрела на эти мокрые и крылатые фигурки. Она не звала их. Она просто ждала и верила, что когда-нибудь к ней прилетит ангел. Ведь их тут так много! Но это всё зря. Они не прилетят к ней. Поэтому остается только смотреть на них и мурлыкать что-то себе под нос, допивая прохладный кофе. На карниз кто-то сел. Ангел? Как-то непохож он на остальных. Весь мокрый, серый и невыразимо грустный. Человек ли? Нет. У него было два крыла неправильной формы и очень мало одежды: какая-то дурацкая повязка на поясе. Он... Это не он. Это девушка! У неё спутанные, короткие, черные волосы, большие глаза миндалевидной формы... Она закрыла окно и села напротив. Несмотря на вторжение, девушка невозмутимо поставила чашку ан стол и закурила сигарету. Прямо на кухне, постепенно заполняя синеватым дымом всю комнату. Они не умели говорить. Они просто не знали, что такое слова. Они улыбались друг другу, пили кофе и курили... А потом то ли девушка, то ли ангел исчезла... Просто растворилась, оставив после себя такой знакомый и ароматный дым. И никто не знал, зачем она приходила, но после нее становилось тепло и мягко на душе, и жизнь казалась проще... И было абсолютно наплевать, что к тебе не прилетают ангелы...
№7. Читать дальше...
ЦВЕТА
Я начала видеть цвета. Да, начала! Я могу сказать, что это красное, а это синее, а это… я не знаю название этого цвета. Нацепив очки я схожу с трапа и иду навстречу России. Улыбка до ушей, хоть завязочки пришей. Милиционеры смотрят на меня, загорелую, ступающую в своих дурацких цветных (цветных!!) шлепанцах и улыбаются. Я приветливо машу им растопыренными пальцами. Наконец, русская речь! А вывеска-то над эскалатором зеленая! А я все гадала… Но нет, сказала строго – вот вернусь с лечения, и увижу, и ничего мне не говорите! А она зеленая! Смеялись бы они надо мной. Только где они? Смущенные всеобщим вниманием в холодную осень, мои шлепанцы, похлюпывая, зашагали в зал ожидания. В левой руке чемодан, в правой счастливо смятые фантики конфет, которые я обещала Женьке. Но сам Женька еще не пришел. Ничего, я буду ходить по аэропорту, смущая всех голыми коленками и глупым выражением лица. Ведь не каждому понять как это, когда видишь впервые красный цвет Дьюти фри! Все чешется от ожидания, когда же Женька наконец придет и скажет «Ну, так какого цвета вывеска?». А я скажу «Черт с ней, с вывеской! Я так скучала!». Потом отдам фантики, надену суровые ботинки альпиниста и сяду в машину, не умолкая ни на мгновенье. Капали секунды, минуты, ими был уже залит весь начищенный пол. Пальцы начали подмерзать, а коленки тряслись. От железных стульев было еще холоднее, поэтому я не садилась, а ходила туда-сюда. Двадцать минут ожидания. Тридцать. Где же он? Почему его нет? Ощущение покинутости ходило вокруг, желая атаковать при первом шансе. Милиционер, моложе меня, наверно, года на три, не стерпел моей согбенной фигуры. «Девушка, что вы тут уже час ходите?». «Жду». Хорошее настроение уплыло вдаль, вместе с теплом моего тела. «За вами должны были приехать?». «Да, в десять, а сейчас уже одиннадцать и пять минут». «А вы откуда прилетели?». «О, я была очень далеко!». Милиционер почему-то ухмыльнулся, и я подметила в нем русскую манеру радоваться чужим несчастьям. Тут он начал откровенно смеяться, а я не знала что еще предпринять, поэтому разглядывала значки на его груди. Он все смеялся и смеялся, а я стояла, и смотрела на него, не зная, как реагировать на подобную бессовсстность. "Девушка! Вы часы не перевели!". " "Что??!". До меня медленно начало доходить осознание своей промашки. Высоко-высоко на стене висели часы, и я подняла на них свой взгляд.Было без десяти десять. Все минуты, разлитые на полу, чудесным образом испарились, и вдали, за спиной веселого милиционера, заметила родную фигуру Женьки. "ААААААААААААА!!! ТЫ ВЕРНУЛАСЬ!!!". Услышала я его крик еще за приличное расстояние. "ААААААААААА!!!!! Я ВЕРНУЛАСЬ!!!" - закричала я в ответ и побежала в его сторону. Мы встретились в районе лестницы наверх и крепко обнялись, смеясь. "Ну, так какого цвета вывеска?". "Зеленая!!!" - закричала я, отрываясь от него. "А вообще черт с..." - но тут заметила.... "Женька!" -крикнула я, задыхаясь от восторга. "Что?" "Женька!!" "Что??". " У тебя глаза СИНИЕЕЕЕЕЕ!!! " КОНЕЦ
В миниатюре всё-таки желательно выбрать что-то одно - или глобальную серость, скуку и тоску - или всеобщую суету и замороченность. И то и другое возможно как фон, на котором выделился бы герой. А так контраста не получилось.
стоит особо похвалить автора. Но вместе с тем общее впечатление начинает меркнуть там, где встречаются вот такие предложения:
