Стихи Сирина

[Sirin]

ВЕЛИКАНЫ

Над рекою восходят туманы,
золотится бразда в облаках –
так выходят на свет великаны,
что живут на весенних холмах.

И идут они вместе куда-то,
гордо выпятив мощную грудь,
в даль какую-то, к солнцу крылатому,
в их последний – и первый же путь.

Величаво проходят и тихо,
и не слышно их шага в миру, –
лишь бураны тоскуют так лихо –
эхом голос их брошен в Тайгу;

лишь над морем ветра запевают –
эхо их занесло и сюда;
лишь в бору все цветы зацветают –
то их песнь о весне, как вода,

пролилась по долинам, – и травы
озарились и будут расти.
Но один великан, у Арагви,
затерялся – несчастный – в пути.

Одинокий, блуждает, не веря
отыскать свой таинственный путь.
Он задушит опасного зверя, –
великанов уже не вернуть…

Но закончились годы изгнаний,
и забыли о нем, и в веках
растворился и, точно туманы,
он росою весь выпал в полях.

[дон Сезар де Базан]

Задумка классная, но исполнение слабое .
Можно было развить тему в сторону "Россия и все все все..."

[Sirin]

дон Сезар де Базан, задумка-то вовсе не о России...

[Sirin]

* * *

Собачий труп – гнилой и рдяный,
на выкате глаза, ребро
белеет в красно-синей ране –
лежит опухший, – и перо

одно в его зубах застряло.
Гнался за птицей этот пес:
по мостовой, кругом – и прямо
под грузовик, под визг колес.

И с католического храма,
на гордой высоте шпиля,
глядела птица, видя рану,
в ней – кропотливого червя.

[Sirin]

СОНЕТ

О чем, о чем мне написать сонет?..
О белой яблоне, весной цветущей,
о нежной иволге, в ветвях поющей?
О чем, скажи, писать? О, дай ответ…

И на лугу, где льется солнца свет,
и у плюща, и у травы растущей
под сладкой яблоней, над нами вьющей
покров развесистых, сквозных тенет,

я наберу сполна живых созвучий.
И, взвесив каждый звук, как на весах,
я окуну их в рай стихов певучий,

и вновь верну… И прозвучит в лесах,
в долине чуткой, в северных степях,
сонет один, тоскующий, летучий…

[Женечка Франкенштейн]

про ВЕЛИКАНОВ не совсем поняла, но понравилось..))
про труп очень понравилось - как всё добротно выписано..))
тоскующий СОНЕТ - понравилось не смотря на избитость... и рифму созвучий-певучий...

[Sirin]

Женечка!Франкенштейн, спасибо за отзыв... Мне кажется, не так уж сложно догадаться кто такие "великаны". Разумеется, не исполины гигантские, а люди, - но люди особенные...=)

[Sirin]

* * *

Пойду на улицу под вечер.

И окна всех домов

янтарные, – я в них зачему

людей как бы жуков.

Они, застывшие в тумане, –

живые или нет? –

как будто схваченны в капканы

давно минувших лет.

Как – под стеклом – в златистом шаре,

теперь они в смоле

заплыли и лежат в овале

на письменном столе.

И, может быть, мой век недолог…

Стихов раскроет том

в году каком-то энтомолог,

и будет счастлив он

найти в полупрозрачном камне,

с вкрапленьем пузырьков,

в медовом, выпуклом сиянье –

моих людей-жуков.

[AsIs]

Солдаты, часовые…

Хорошая зарисовка. А слово "голизна" точно существует в природе?

ВЕЛИКАНЫ

Аналогий я не понимаю , но мне и так нравится.

Собачий труп – гнилой и рдяный,

Жуть какая. Мне плохо от этого стиха. Сам стих, видимо, хороший

СОНЕТ

Классический, лёгкий и светлый. Мне очень чётко представилось солнечное и тёплое весеннее утро. И лёгкий ветерок.
Но не надо путать падежов . "О белой яблонЕ".

Пройду меж улиц и замечу,

Любопытная аналогия...

[Sirin]

ДРУГУ

Мой друг, ты спрашивал совета:
как вдохновение сыскать?
Возможно, я не дам ответа,
но все же разреши сказать…
Читай побольше, – знаю, любишь
ты Конан Дойла и Дюма, –
надеюсь, все же не погубишь
поэта Пушкина тома;
не презирай, мой друг, размеров;
помни о ладности стиха;
и если требуешь примеров,
то знаю я немало сэров,
чья песнь была, как ветр, лиха;
чии лились рекой сонеты;
им восхищались все клевреты;
им в ноги кланялася знать;
они учились с детства врать;
любила их Елизавета;
их даже ставили к двору;
их, может, славили в миру, –
но знаешь, друг, их песня спета!..

Да, я забылся: слишком страстно
меня увлек мой монолог, –
надеюсь, все же не напрасно
я преподал вам сей урок, –
вам, вам, поэты молодые,
чьи рифмы нынче так просты,
чьи песни глупые, дурные,
разводят вечные мосты
между столетними брегами,
где Пушкин, Тютчев, Блок и Фет
поют нетленными устами
и грациозными словами
благословляют этот свет.
Мой друг, пускай тебя находит,
какая в сердце муза входит:
Эвтерпа или Талия, –
не знаю, есть сомнения.
Коли ты хочешь стать поэтом,
то нужно думать о душе.
Да будет так! Пора уже
мне отпустить тебя с приветом.

[Sirin]

ВОРОН

стихотворение Эдгара Алана ПО

Как-то полночью унылой я сидел, душою хилый, –
Над старинными томами уж склонился в полусне;
Лишь дремоте я поддался, как внезапный стук раздался,
Будто кто-то постучался, – постучался в дверь ко мне.
«Гость нежданный, – бормочу я, – постучался в дверь ко мне».

Нет ответа в тишине.

Черным месяцем осенним придавался я забвенью…
И в камине отблеск мертвый догорающих углей…
О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа,
Даже строки из Завета говорили мне о ней –
О прекрасной, лучезарной, о Леноре, о моей;

Безымянна – имя ей.

Цвет пурпурных занавесок, тусклых, рыжих занавесок,
Будоражил, пробуждая страх зловещий в тишине.
Сердца трепету внимая, я ответил, привставая:
«Это, верно, гость, блуждая, постучался в дом ко мне,
Кроткий гость, во тьме блуждая, постучался в дом ко мне».

Но ответа нет извне.

Силу духа проявляя, нерешимость подавляя:
«Сэр, – сказал я, – или дама, не случилось ничего.
Но тот факт, что я в печали, мысли уж мои дремали,
И так робко вы стучали в двери дома моего,
Стук был тих…» – И тут открыл я двери дома моего:

Только тьма там – ничего.

В тьму вгляделся, опасаясь, и стоял я, сомневаясь,
И в таких мечтах я грезил, что не выразишь того…
Тишина не отвечала, все вокруг меня молчало,
Лишь – «Ленора?» – прозвучало имя, я шепнул его;
Эхо тотчас воротило тихим ропотом его.

Только это – ничего.

В кабинет я вновь вернулся, всей душою встрепенулся.
Вскоре снова стук раздался, чуть слышней, чем до того.
Я сказал: «Да что ж творится за окном, кто там ютится?
Только лишь угомонится трепет сердца моего,
Вновь взгляну я и увижу, что снаружи никого;

Только ветер – ничего!»

Как к окну я подступился, тотчас Ворон объявился;
Лишь крылом он обернулся, живший многие года;
Низко он не поклонился, он меня не сторонился,
С миной лорда только взвился и над дверью сел тогда –
Сел на бледный бюст Паллады, что над дверью был всегда;

Только сел и никуда.

Птица черная сидела, грусть моя вдруг поредела,
И с улыбкой, но учтиво, я спросил ее тогда:
«Твой хохол острижен модно и на вид ты превосходна,
Но ответь, коли угодно, как зовешься ты всегда,
Птица царствия Плутона, там где только темнота?»

Каркнул Ворон: «Никогда».

Хоть ответ тот мало значил, все ж меня он озадачил, –
Столь понятный голос птицы удивил меня тогда.
Разве с кем-то так случилось, чтоб кому-то доводилось
Встретить Ворона в немилость, – залетевшего сюда,
Севшего на бюст Паллады, что над дверью был всегда, –

Что назвался «Никогда»?

Ворон тот не улетает и твердит – не умолкает,
Словно всю свою он душу вылил в слове «Никогда»;
И глядит он одиноко с изваянья у порога.
Я сказал: «Друзья далеко – все пропали, кто куда;
А с рассветом, как и грезы, ты исчезнешь навсегда».

Молвит Ворон: «Никогда».

Птица будто догадалась – столь уместно отозвалась.
«Видно, Ворон обучался у того, чья жизнь – беда,
Кто постиг немало горя, кто в немилостивой ссоре
Потонул в пучине моря с песней скорби на устах –
Погребенная надежда в его песне навсегда

Кличет: «Боже, никогда!»

Птица черная качнулась – грусть в улыбку обернулась.
Кресло тотчас я поставил против Ворона тогда;
И прильнув к подушке алой, я в фантазии усталой,
Начал грезить мыслью вялой: «Что хотел сказать тогда
Ворон мрачный, исхудалый, знавший многие года,

Каркнув слово «Никогда»?

Так сидел я, озадачен, но не яростью охвачен, –
Жгучий взгляд домашней птицы пробирал меня тогда.
И чем больше так я думал, тем мрачнее сон придумал,
Уж такое я надумал, что не вымолвят уста.
«Но ко мне моя Ленора, – так подумал я тогда, –

Не прижмется никогда».

Воздух стал вдруг ароматен, вкус забвения – приятен, –
То с кадильницей спустились серафимы, – и тогда:
«О, несчастный, – плачу, – вскоре Бог послал забвенье горя,
Чтобы мысли о Леноре я развеял навсегда!
Так внимай же ароматам и развей их навсегда!»

Каркнул Ворон: «Никогда».

«Вещий Ворон, – я взмолился, – в душу ты мою вцепился;
Усмирять меня ты послан, бурю ль сотрясать всегда?
Что прибился ты, печальный, что нашел в земле ты дальней,
В доме скорби, – изначально мрак, здесь мрак царит всегда?
Есть ли, есть ли утешенье, я найду ль его когда?»

Каркнул Ворон: «Никогда».

«Вещий Ворон, заклинаю, птица ты иль зло – не знаю!
Небесами, где паришь ты, Богом, что царит всегда,
Умоляю, дай скорее мне ответ, да поточнее,
Суждено ли мне с моею, – с той, с которой навсегда
Душу я связал, – с Ленорой, я увижусь ли когда?»

Каркнул Ворон: «Никогда».

«Может, слово – знак разлуки, душу ты обрек на муки.
Воротись же ты к Плутону, – улетай скорей туда!
Черных перьев не оставишь, ложью ты не позабавишь,
Только сердце мне дырявишь – вынь же клюв свой навсегда!
С бюста бледного Паллады убирайся хоть куда!»

Каркнул Ворон: «Никогда».

И сидит, сидит над дверью Ворон с черным опереньем, –
С бюста бледного Паллады не слетит он никуда.
И глядит, не шевелится, будто демону не спится;
Лампы свет над ним струится, тень его страшит всегда;
И душа моя из тени, пол покрывшей навсегда,

Не восстанет – никогда!

[ikki]

йа плакаль

[Sirin]

МУЗА

О Муза, наша встреча будет, знаю,
прохладна и классически скупа.
С кем ты была? Кого в тебе узнаю?
В твоих крылах чужая ли стопа,
звеня, мне слышится? – дай распознаю:
вот лес, вот дымчато блестит тропа,
лениво с луга веет терпким жаром, –
вот так весна прославлена Ронсаром;
и ускоряет в вольных волнах бег
фрегат, – и пенится строка Бодлера;
и чудится как бы французска эра
поэтов – славный их и чудный век.
Неужто им была ты вдохновеньем?
Теперь ко мне счастливым дуновеньем
сквозь суету ты прянешь, – для чего?
Зачем, зачем сюда – ко мне – приходишь?
Что, Муза, ищешь ты? и что находишь
в душе поэта, – не тоску ль его?
Тебя примчало горькое страданье;
о горе петь, поди, – мое призванье.
Чу, аглицкий ведется монолог, –
ты рукоплещешь пению Шекспира;
ты там была – в разгар лихого пира…
Ну а за сим, простите, эпилог:
да, многих пестовала ты на свете,
но ведь со мной была в минуты эти!

[Sirin]

НОВОГОДНЯЯ ПОЭМА

Веселье, праздник, конфетти…
Гляди, уже ли без пяти?

Налей в бокал и пей до дна
огонь искристого вина.

Испей, забудь, заешь скорей
салатом тухлых овощей.

Давай, затем запей другой –
холодной водочкой… Друг мой,

теперь картошки положи…
Повсюду гул, фарфор, ножи

стрекочут, режут, пилят… Врут
две дамы, что легко жуют

листок латука на двоих…
«А сколько, право, на твоих?»

– Пора. – Встаем, кряхтим и… пьем.
И снова говор, ложь… Хлебнем!

Какая скучная молва!
Какая мерзкая плотва!

И как тоскливо-жутко мне
(смотря на отблеск по стене)

воображать, что я поэт,
что я живой, что нет, о, нет,

еще не мертв, еще на ваш…
Упьюсь стихом, войду я в раж…

Застолье, люди, кофе, чай,
пирог, конфеты… «Выручай!

Отдам с получки». – Сам я пуст! –
Ну вот! О чем я? Верно! Хруст

печенья. Это кто же тут?
Прохвост, шутник и вечный плут.

А с ним и друг его – ханжа –
жует, не отложив ножа,

нарезанный бифштекс, и сам
сливает водочку в стакан

(он припозднился на банкет,
зато принес с собой рулет).

И две матроны в париках,
и там еще… как вдруг – «бабах!» –

раздался громовой салют.
Гляжу на весь застольный люд:

и вы, и стол, и вечер сей –
все стало вдруг игрой моей;

я вас придумал, прожевал,
срыгнул… и вот пред нами бал

скелетов, вешалок. Усни.
Все сон, кошмар… Вставать, – ни-ни!

[Женечка Франкенштейн]

У вас ошибка, Сирин, в третьем слове...))
Потому что сарказм, а хочется праздника!))