Стихи Сирина

[Old_Nik]

Читать дальше...

Еще не знаю, успел ли...

успел.
ты реальную исповедь выдал или нечто абстрактное?

избитая вандалами, как Рим,

какое-то сомнительное сравнение. но вот это

И Бунина читать – моя отрада.
И время коротать – с тобой и с ним

того стоит.

[Sirin]

Old_Nik, ты же знаешь, что нельзя разглашать подробности. Могу сказать, что это мой взгляд на исповедь.

[Old_Nik]

это мой взгляд на исповедь

интересно, получится ли у меня угадать твой особенный взгляд? =)

нельзя разглашать подробности

знаю. но у меня все просто. я вообще прост, как помидор =)

[Выворотень]

Sirin а я люблю зверюшек ...
какао икалы - што за звери такие? =)
нонет - насколько я помню, ансамбль из 9-ти исполнителей. (синонимично и не столь застебываемо - "увы")

Кто такие Вотпень и Исним?

Не, стихи хорошие, красивые, картинки целостные и рельефные - но вот при чтении в некоторых местах происходят звукослияния. А в целом - мне понравилось.
ПыСы. я сейчас рыжая, не обращайте внимание

[Sirin]

Выворотень, во-первых, на "калы", а "каллы", а "но нет" перекликается с "не на" (четыре "н"). Во-вторых, не слышу я "звукослияния" тут: "вот пень" и "и с ним". Но спасибо.

[SweeT InfinitY]

стих очень интересный, но все че я больше люблю стихи самого человека, а не чтьи-то в переделке
=)

[Sirin]

SweeT InfinitY, мм, еще две переделки))...

     Владимир НАБОКОВ

        ХОЛОДИЛЬНИК ПРОСНУЛСЯ

     Крах!
     И когда бы могла темнота голосить,
     голосила б она, как вот этот гигант,
     пробудившийся в доме юдоли, пытаясь
     околеть, но и не умирая,
     пытаясь не плакать и тут же рыдая,
     да и так, да и так, да и так у него
     получается требовать лучше всего
     трескучий мороз,
     он гремит, он гудит, он ворчит, он томится:
     лед это твердая форма водицы;
     летучая жидкость (смотреть «Охладитель»)
     по пропуску входит легко в испаритель,
     кипит и бурлит,
     и хотелось бы знать,
     отчего он опять
     все шумит, все скрипит, все трещит, все рокочет;
     альпинист засыпает и что-то бормочет,
     на полвека застынет с невестой своей, с
     ним найдут двух попутчиков да эдельвейс;
     а немцы докажут, что космос, похоже,
     так же нем, как и рыбы с морской жизнью тоже;
     погоди,
     погоди, трубку ты не клади;
     оставь скакуна с переломом и раной
     и ужасом дихлорчего-тометана,
     синий иней над сердцем трепещущим, горе,
     Nova Zembla, свои тараканы в капоре,
     под капотом горячим жужжанье жуков,
     Хранить Охлажденным, написано, о,
     тьма  сортов
     ярких фруктов, мясной бутерброд, эскимо,
     молока три бутылки, сведенных в бельмо
     света, в зрак, сам он, как
     идол, знак счастья, благ,
     гордость семьи, и на кухоньке их
     он стонал, он кряхтел, он потел, он притих –
     пингвин, пимикан, Шеклетон и Пим По –
     наконец умолкают в преступной ночи.

     <1942>

     Vladimir NABOKOV

        THE REFRIGERATOR AWAKES

     Crash!
     And if darkness could sound, it would sound like this giant
     waking up in the torture house, trying to die
     and not dying, and trying
     not to cry and immediately crying
     that he will, that he will, that he will do his best
     to adjust his dark soul to the pressing request
     of the only true frost,
     and he pants and he gasps and he rasps and he wheezes:
     ice is the solid form when the water freezes;
     a volatile liquid (see "Refrigerating")
     is permitted to pass into evaporating
     coils, where it boils,
     wich somehow seems wrong,
     and I wonder how long
     it will rumble and shudder and crackle and pound;
     Scudder, the alpinist, slipped and was found
     half a century later preserved in blue ice
     with his bride and two guides and a dead edelweiss;
     a German has proved that the snowflakes we see
     are the germ cells of stars and the sea life to be;
     hold
     the line, hold the line, lest its tale be untold;
     let it amble along through the thumping pain
     and horror of dichlordisomethingmethane,
     a trembling wite heart with the frost froth upon it,
     Nova Zembla, poor thing, with that B in her bonnet,
     stunned bees in the bonnets of cars on hot roads,
     Keep it Kold, says a poster in passing, and lo,
     loads,
     of bright fruit, and a ham, and some chocolate cream,
     and three bottles of milk, all contained in the gleam
     of that wide-open white
     god, the pride and delight
     of starry-eyed couples in dream kitchenettes,
     and it groans and it drones and it toils and it sweats –
     Shackleton, pemmican, penguin, Poe's Pym –
     collapsing at last in the criminal night.

     1942

     Владимир НАБОКОВ

        ТОПОЛЬ

     У дома тополь произрос
     На месте выплаканных слез.

     Вздыхает он! Из ночи в ночь
     Ничейный парень, чья-то дочь,

     Как новобрачные, сидят
     Со мною рядом и молчат.

     Они расселись по углам,
     Один вот тут, другая – там.

     А я тихонечко лежу,
     Журнал читаю и гляжу.

     Он подбоченился рукой,
     Как тополь, стройный и худой.

     Она – она, кажись, взяла
     В оправе зеркальце, тускла

     Его поверхность, отражен
     В ней предварительный газон

     У колоннады, – помню ту
     Весну в семнадцатом году.

     За пеленой из серебра
     Ошибки прошлого; кора

     Не слезы выпустила, но
     Забытое давным-давно.

     Никто ни слова не сказал.
     Журнал в постели я читал

     Иль нашу книжицу; так-так,
     Моя рубашка, мой пиджак.

     Провидцам жалким говорю
     Прибегнуть к новому шитью.

     <1952>

     Vladimir NABOKOV

        THE POPLAR

     Before this house a poplar grows
     Well versed in dowsing, I suppose,

     But how it sighs! And every night
     A boy in black, a girl in white

     Beyond the brightness of my bed
     Appear and not a word is said.

     On coated chair and coatless chair
     They sit, one here, the other there.

     I do not care to make a scene:
     I read a glossy magazine.

     He props upon his slender knee
     A dwarfed and potted poplar tree.

     And she – she seems to hold a dim
     Hand mirror with an ivory rim

     Framing a lawn, and her, and me
     Under the prototypic tree,

     Before a pillard porch, last seen
     In July, nineteen seventeen.

     This is the silver lining of
     Pathetic fallacies: the sough

     Of Populus that taps at last
     Not water but the author's past.

     And note: nothing is ever said.
     I read a magazine in bed

     Or the Home Book of Verse; and note:
     This is my shirt, that is my coat.

     But frailer seers I am told
     Get up to rearrange a fold.

     1952

[Выворотень]

слышу я "звукослияния"

читайте стихи согласно задаваемому ритму. Кстати сказать, автор НИКОГДА не слышит звукослияний, проверено неоднократно.

[Sirin]

НА ТЮТЧЕВА

И собрались на горном краю
все собратья мои, соплеменники…
Тяжело! Я от вас не таю,
дорогие мои современники…

Не таю, что сегодня угас –
так расчетливо и так безвременно –
сладко-трельный, пророческий глас
белокрылого нашего племени…

Не таю, что внизу чернота
и что крылья редели стремительно…
Но, быть может, что та темнота –
это самое то, что спасительно.



ХЛАДАГЕНТ

С Юга холодного и пустынного
он придет, этот странный гость:
не во фраке пингвин, не длинного
льда, не сосулек то есть гроздь.

Он с самого дальнего, крайнего полюса,
он заполярного рода есть,
из инея, снега, сиплого голоса,
из льдинок, которым числа не счесть…

Способен проникнуть лазутчик таинственный
в дом незаметно, как лучший шпион,
как в фильме разведчик, через единственный
в кухне предмет, издающий стон.

Потому закрывайте плотней холодильники!
Он уже притаился там!
Он – хладагент изнутри морозильника!
Он не дает мне спать по ночам!

8 августа 2007

Примечание:
Хладагент (то же, что холодильный агент) – рабочее тело, жидкий химеческий состав, который участвует в холодильном цикле, поглощая тепло от тел с низкой температурой, для того чтобы передать его телам с более высокой температурой.

[Sirin]

НОЧНОЙ МОТЫЛЕК

Как он, тяжелый, туго летает,
бьется в тревоге о стены моей
комнаты, странно-престранно петляет,
сядь, успокойся, скажи мне, ты чей?

Отрок белесый, Лунное диво,
Тьмы порождение, Месяца сын?
Словно суконце, сизый обрывок
ткани, сотканной из сонных былин.

Крылья, покрытые пылью Морфея,
сны навевали, но не теперь.
Я пред тобою стою, цепенея,
и опасаюсь, тревожусь, поверь.

Только хочу я легко прикоснуться,
чтоб на свободу тебя отпустить, –
ты умудряешься так увернуться,
что боязливо тебя ухватить.

Сядет, прижмется к белой гардине,
глазки мерцают, желтеют на свет,
словно у кошки, чьей в середине
комнаты узнан в ночи силуэт.

Крылья раздвинуты, черные пятна
видно на нижних крыльях его –
и до чего же подумать отрадно,
мне ведь известно, что отчего.

Колбу возьму и прозрачной сурьмою
я аккуратно покрою тебя –
так уготовлен ко сну и покою
вечному… доля иная твоя!

Пусть приготовлен эфир, отпускаю
в небо ночное, лети, – там видна
сизая, как бы порхая, мерцая,
грузная грозной ночи Луна.

[Sirin]

  Итак, вот мое конкурсное стихотворение. Участвовал я под № 17. Тема была 
"Исповедь". Поскольку оно многих озадачило, то я решил, – вопреки собственному 
правилу – никогда не открывать разгадку фокуса, – приложить некоторые 
комментарии. Меня мало, даже совсем не заботит рекритика, оправдания и жалобы. 
Нет, мне думается, что если хоть одно свое стихотворение я разберу по 
косточкам, то, возможно, наглядный пример поможет читателю лучше разобраться в 
том, что я ему предлагаю. Честно скажу, меня огорчило, что критика и в общей 
теме для голосования, и в теме голосования жюри (это касается всех стихов, а 
не только моего) ограничилась анализом внешности, грамотности, рифм и почти не 
затронула внутреннего содержания. Вот это печально.
  Теперь фокус! Как и заведено, разоблачитель обязан сперва убедить вас в 
невозможности этого самого разоблачения, продемонстрировав трюк. Вот он:

     …Там ты найдешь павлинов белых
     (любил их, помню, Гумилев) –
     и в окруженьи оробелых
     почувствуешь благой покров.

     Там снабжены в тиши покои
     забавами восточных игр.
     Там бесконечно прыткий тигр
     сминает лань у водопоя.

     Но погоди, натуралист!
     Еще ты пред Его порогом.
     Так исповедайся пред Богом,
     чтобы сказать Ему: «Я чист!»

     Не за молитвы и вериги
     Он даст прощение грехов, –
     за то, что обожал ты книги,
     сопящих и слепых щенков.

     За то, что бабочке пунцовой
     на склонах Аппалачских гор
     и птице в роще сикомор
     ты дал названия, за новый,

     тобой открытый, вид жука,
     похожего на сапфир синий,
     за это все тебе отныне
     подарит облик мотылька.

     И, правда, лучшего не надо
     исследователю, чем стать
     объектом пристального взгляда
     ученого себе подстать.

     Тогда, порхая угловато
     над каменистою тропой,
     над мхом и плесенью рябой,
     забудешь все, а ведь когда-то

     душа твоя вот так могла
     с корой древесной породниться,
     сложить крыла – и тут же слиться
     с рисунком пестрого ствола.

  Прежде всего обратим взоры на узор стихотворения: это чередование 
четверостиший с перекрестной и охватными рифмами. Если присмотреться, то можно 
заметить, что одинаковый вензель (по три строфы, как инициалы имени, отчества 
и фамилии) повторяется трижды и делит текст, соответственно, на три части. 
Число три – хрестоматийно, конечно. Святая троица, триединство Господа. Но 
само число, являясь магическим в тексте, не обращает в символизм. Как у Кафки 
в "Превращении".
  Потому условно разделим стихотворение на три части:
  1). Описание рая. Натуралист у порога.
  2). Исповедь. Отпущение грехов. Превращение натуралиста в бабочку.
  3). Бабочка в раю.
  Иными словами, читатель как бы совершает три шага: к порогу, на порог и 
через порог. Давайте проанализируем каждый.
  1). Сразу бросается в глаза вторая строчка. Ее критиковали. Мол, как это 
автор встречал Гумилева? Конечно, так полагать наивно, разве только мне сто 
десять лет и я служил в ЧК. Нет, мне двадцать и времена власти советов я 
застал в самый их гибельный расцвет. То есть на месте гибели, как вы знаете, 
всегда что-нибудь прорастает. Но к чему тогда Гумилев и слово "помнил"? Это 
Загадка №1! Строка не вздорная, а, напротив, самая важная. Она отсылает (и 
было верно подмечено) к стихотворению Ахматовой "Он [Гумилев, разумеется] 
любил…" (9 ноября 1910, Киев):
  
     Он любил три вещи на свете:
     За вечерней пенье, белых павлинов
     И стертые карты Америки.
     Не любил, когда плачут дети,
     Не любил чая с малиной
     И женской истерики.
     …А я была его женой.

  Вот мы уже опознали "павлинов белых". (Кстати, почему-то, уделяя пристальное 
внимание внешней атрибутике стиха, так никто и не заметил замаскированный 
приемчик: "белых" – "любил их".) И держим в памяти число три ("любил три вещи 
на свете"). Еще это и отголосок первичной задумки – написать пародию на 
Ахматову. Благо, вовремя переменился. Но есть и вторая отсылка – к 
стихотворению Владимира Набокова "Как любил я стихи Гумилева", 22. 7. 72. 
(магия чисел, обратите внимание!), Курелия (Лугано):

     Как любил я стихи Гумилева!
     Перечитывать их не могу,
     но следы, например, вот такого
     перебора остались в мозгу:

     "…И умру я не в летней беседке
     от обжорства и от жары,
     а с небесной бабочкой в сетке
     на вершине дикой горы."

  Обратите внимание на слова "любил" и "Гумилев" – оба присутствуют в заглавии 
Ахматосвского (только там "он" вместо "Гумилев") и первой строке Набоковского 
стихотворений. А слово "помнил" является связующим (тема памяти!): в первом 
случае Ахматова вспоминает мужа, во втором – Набоков вспоминает стихи ее мужа. 
Гумилев, конечно, только повод, чтобы свести двух поэтов, у которых находится 
очень мало общего. Двойная аллюзия, как магическая коробка с двойным дном. 
Получается этакий двойной взгляд на действительность. Вот эта двойственность и 
должна вызвать догадку, что в стихотворении не один герой, а два.
  Схожим приемом я как-то уже воспользовался в стихотворении – подражании 
Артюру Рэмбо. Там был Поэт 1, который описывал Поэта 2, менее совершенного и 
слабого. Здесь некий поэт (Герой 1) – незримый, неуловимый – тоже присутствует 
в стихотворении (так меня всегда интересовала эта таинственная фигура: 
лирический герой, безымянный и безликий), – а точнее он-то стихотворение и 
сочиняет. Это он, не я, уже находится в раю, откуда живописует "благой покров" 
в тени вуалеобразных павлиньих хвостов, а в "тиши покоев" ждут его "забавы 
восточных игр" (шахматы, шашки, нарды), где он, возможно, встречал Гумилева. 
Там, в том раю, о котором он так любовно сообщает натуралисту (Герой 2), 
"бесконечно прыткий тигр / сминает лань у водопоя" – то есть ловит, но 
поскольку это рай (а я считаю, что в раю все должно быть гармонично, как в 
природе – и это Эдем, из которого человек изгнан), и в раю все вечно и 
неизменно, то процесс охоты повторяется бесчисленное число раз. И тема смерти! 
Тут также есть аллюзия к стихотворению Набокова "Рай" (1925):

     …среди павлинов, ланей, тигров,
     у живописного ручья…

  Вообще, у него много стихов на тему рая. И заглавие каждого вполне подошло 
бы моему, – будь то "Рай", "В Раю" или "Смерть".

  А на третьей строфе мы действительно как бы спотыкаемся о порог. За вратами 
рая, таким образом, поэт, который предупреждает натуралиста: "исповедайся пред 
Богом, чтобы сказать ему: "Я чист!" Конечно, это из "Гамлета": "Будь чист пред 
небом". Для меня есть некий намек на ассонанс в именах Гумилев и Гамлет.

  У Набокова читаем стихотворение "В раю" (1927), где он видит свою душу "за 
смертью дальней" вот так:

     …натуралист провинциальный,
     в раю потерянный чудак.

  Но в отличие от того "натуралиста", который совершает удивительное открытие, 
находит неземную бабочку, "полупавлинье существо", и уже мечтает, как о ней 
поведает, – но только кому? – ведь нет в раю ни "журнала", ни "читателей", – и 
он вздыхает с сожалением: "об этом синем, сонном звере кому расскажешь ты, 
кому?" – в отличие от него, мой натуралист никак не связан с поэтом. У 
Набокова натуралист и поэт – одно лицо; у меня – два, и совершенно отличных.
  2). В этой части раскрывается тема. Меня уже успели обвинить в том, что я ее 
не придерживался. Однако "Исповедь" может означать не только покаяние, но и 
само отношение к исповеди. Фрау Мюллер верно заметила, что есть здесь ("…за 
то, что обожал ты книги, / сопящих и слепых щенков") аллюзия на строки 
Набоковского стихотворения "Смерть" (5 февраля 1920):

     Выйдут ангелы навстречу, –
     многорадужная рать,
     на приветствия отвечу:
     не хочу я умирать!

     Надо мной сомкнуться крылья,
     заблистают, зазвенят…
     Только вспомню, что любил я
     теплых и слепых щенят.

  То есть не молитвы и муки откроют врата рая, а любовь к земному: книгам, 
щенятам. Грехи останутся там же, в земной жизни. Их потому и нужно 
исповедовать до смерти, чтобы в рай идти с чистыми помыслами. А подытожить 
можно строками еще одного стихотворения Набокова "В раю" (13 августа 1920):

     Если Богу расскажут об этом,
     он не станет меня укорять.

  Загадка №2 спрятана в последней строке второго отрывка: "подарит облик 
мотылька". Заодно она еще отправляет к началу стихотворения. Ведь никто не 
обратил внимания, что сперва описывается совершенно плотский рай, где есть 
утехи тела и ума. Это рай поэта. Натуралисту уготовано совсем другое – он 
станет легкокрылой бабочкой.
  3). Лучшая строфа, как мне кажется, именно та, которую критиковали больше 
всего. И все из-за слова "исследователю". Научитесь правильно читать стихи. 
Да, слово это нужно произносить по слогам, вот так: иссле-дова-телю. (Для меня 
важнее семантика, поскольку предложенное взамен "искателю" разнится со словом 
"исследователь", происходящим от глагола "следовать", то бишь "идти по следу". 
А это важно!) Правда, это ведь не "пере-двига-ющи-мися" Набокова. Сразу 
приходит на ум мысль его Федора, героя романа "Дар": "Читал ли он их по 
скважинам, как надобно читать стихи?"
  А мысль строфы вот в чем. Нет ничего лучшего, чем ученому (или поэту, 
творцу) стать "объектом", то есть предметом исследования такого же, как он. 
Так лучшим читателем будет не современник, а тот, кто когда-то обнаружит себя 
самого в творчестве другого, он будет  продлившейся в будущее тенью автора, 
его зеркалом в вечности. Таких зеркал мало, их единицы. Конечно, натуралист 
станет бабочкой в раю (это и метафора: как писатель, ушедший в созданную 
книгу), а за ним будет смотреть ему равный (по образу и подобию) 
исследователь, Бог, также, как и он, именовавший мир, с каждым шагом открывая 
новое и необычное. И потому не нужно больше опасаться и (Загадка №3) 
вспоминать, что когда-то знал, "душа твоя вот так могла / с корой древесной 
породниться, / сложить крыла – и тут же слиться / с рисунком пестрого ствола". 
В раю не от кого прятать душу и, как бабочка павлиний глаз, маскироваться под 
окружение. Тогдашняя, земная мечта "слиться" с "благословенной материей мира", 
выражаясь словами одного Набоковского персонажа, забыта навсегда.
  Еще кое-кого смутила глагольная рифма. У Пушкина на сей счет хорошо сказано:

     А чтоб им [рифмам] путь открыть широкий, вольный,
     Глаголы тотчас им я разрешу…
     Вы знаете, что рифмой наглагольной
     Гнушаемся мы. Почему? спрошу.
     Так писывал Шихматов богомольный;
     По большей части так и я пишу.
     К чему? скажите; уж и так мы голы.
     Отныне в рифмы буду брать глаголы.

  Это из "Домика в Коломне". Знаете, всеми любимые письма Татьяны и Онегина 
содержат девять и шесть глагольных рифм, соответственно. Обвинять ли в этом 
их? В английском глагольная рифма анафеме не подвергалась. Хотя там она более 
органична, конечно. Но меня удивляет такой взгляд на стихосложение. Упаси от 
глаголов! Как и претензия к тому, что "каждая новая строка начинается с 
маленькой буквы". Не я новатор, этим я не открыл Америку (тема Америки!). 
Просто, на мой взгляд, так легче уследить за анжамбеманом.
  Кстати, слово "подстать" существует в природе. Словарь Ушакова определяет 
его так:

       Подстать (или устар., под стать), в знач. сказуемого, кому-чему 
     (разг.). В ту же меру, подходящ. в соответствии с кем-чем-н. Подстать ему 
     была и жена его. Салтыков-Щедрин.

  Таким образом выглядит стихотворение с метатекстом:

     […в чаще найду
     прежний дом мой земной…

     Буду снова земным поэтом:
     на столе открыта тетрадь…]
     …Там ты найдешь павлинов белых
     (любил их, помню, Гумилев) –
     и в окруженьи оробелых
     почувствуешь благой покров.

     Там снабжены в тиши покои
     забавами восточных игр.
     Там бесконечно прыткий тигр
     сминает лань у водопоя.
     […среди павлинов, ланей, тигров,
     у живописного ручья…]

     Но погоди, натуралист!
     […натуралист провинциальный,
     в раю потерянный чудак.]
     Еще ты пред Его порогом.
     [Выйдут ангелы навстречу,
     многорадужная рать,
     на приветствия отвечу:
     не хочу я умирать!

     Надо…]
     Так исповедайся пред Богом,
     чтобы сказать Ему: «Я чист!»

     Не за молитвы и вериги
     Он даст прощение грехов, –
     за то, что обожал ты книги,
     сопящих и слепых щенков.
     [Только вспомню, что любил я
     теплых и слепых щенят.]

     За то, что бабочке пунцовой
     на склонах Аппалачских гор
     и птице в роще сикомор
     ты дал названия, за новый,

     тобой открытый, вид жука,
     похожего на сапфир синий,
     [Если Богу расскажут об этом,
     он не станет меня укорять.]
     за это все тебе отныне
     подарит облик мотылька.
     [И проснется то, что сонно
     в себе я чую и таю,
     знак нестираемый, исконный,
     узор, придуманный в раю.]

     И, правда, лучшего не надо
     исследователю, чем стать
     объектом пристального взгляда
     ученого себе подстать.

     Тогда, порхая угловато
     над каменистою тропой,
     над мхом и плесенью рябой,
     забудешь все, а ведь когда-то

     душа твоя вот так могла
     с корой древесной породниться,
     сложить крыла – и тут же слиться
     с рисунком пестрого ствола.

  А так выглядит логическая спираль в стихотворении:


  Быть может, что лучше продемонстрирует развитие событий шахматная зарисовка. 
Составил ее за две минуты (этакий экспромт). Это даже не задача, а скорее 
иллюстрация стихотворения на доске:


  Рай в миниатюре. Две Черные Ладьи – врата рая, а частокол пешек – его стена. 
Натуралист (Пешка d7) берет Ладью e8 (на ладье, лодке перевозит души в царство 
мертвых Харон), превращаясь в третьего Слона (тут Слоны – серафимы, воздушные, 
сравнимы с бабочкой; "слоны", потому как слоняются все время по раю) и ставит 
мат Черному Королю g6, то есть поэту, который изначально в раю присутствует. 
Если вторая Ладья e6 попытается остановить Слона, то откроет Короля (Ферзь 
берет Короля). Белый Король – сам Бог, он сохраняет серафима (Слон g8), 
помогает Пешке превратиться. Мат здесь не нужно воспринимать буквально (как 
смерть). Получилось, что натуралист превзошел поэта, став, в отличие от него, 
одним целым с предметом своего увлечения.
  Ну вот, факир приоткрыл вам занавес, когда пилил ассистентку. Да, только 
приоткрыл! Вам удалось краем глаза увидеть его лабораторию чудес, но до тайны 
трюка вы не догляделись. Я не был с вами честен до конца. Еще есть несколько 
неоконченных фраз – они вся суть. Например, помните о числе три и о его 
магическом значении?..

[ikki]

Sirin, извините, конечно.
Но это был конкурс стихов, а не ребусов и шарад.
Тем более -- не масонских.

Конечно же, Вас это нисколько не волнует, но, на всякий случай, могу уточнить: по моему мнению, Ваше стихотворение претендует на "красивость", но красивым не является. Фраза "Любил их, помню..." нелепа, несмотря на все тайные шифры. Она попросту некрасива. Свою оценку ни на йоту поменять не захотелось.

Есть умные, даже мудрые, стихи, есть "мудрёные", а есть вообще "вымудрованные"...

Извините ещё раз.
Ни в коем случае не хочу обидеть Вас. Вы, очевидно, умный и образованный человек.
Но Ваше отношению к читателю "нате Вам фокус!" мне глубоко претит.
Это высокомерно, занудно и до крайности неприятно.

Как будто в лужу окунули.

Фу.

[Женечка Франкенштейн]

Sirin
хм...весьма интересно.
я думала над такой мыслью, что в стихе самое главное, - это композиция.(это у Бродского читала), но чтобы уж так было заверчено, - я бы никогда не подумала. Твой стих прочла раз 5. Заметила только первую треть (т.е. остальные 2/3 как бы не разделила). Видно было, что здесь происходит раздел. Но вот по смыслу я всё же не поняла. Вот эта строка: "не вспомнишь, что мечтал когда-то," - ударение не стоит на "не", и это отрицание не замечаешь. Поэтому половина загадок прошла мимо меня. Значит, ты раскрываешь смысл - стать объектом пристального взгляда. А я то думала наоборот - слиться.
Почитаю ещё.

Ты спрашиваешь, что у тебя ещё не разгадано про цифру 3?
Может быть композиция стиха (3 части) это аллюзия к стихотворению "Павлины"?
"Из-под пальмы выплыли три павлина плавных
и роняли перья, и каждое перо, -
..."

[Изменившаяся]

Sirin
моё замечание остаётся в силе. Оставим в стороне идею того, что "лучшего не надо исследователю"...

Мне всё же думается, что тому, кто всю жизнь исследовал, стать объектом исследования - шаг назад и своего рода насмешка судьбы, а никак не райская награда. Но тут просто у меян такой взгляд на проблему, а у тебя - прямо противоположный. Спорить нет смысла.

Мне по-прежнему не нравится соотношение Бога и человека в твоей модели "по образу и подобию".
Бог подстать человеку - не слишком ли дерзко, учитывая, что богоборческие настроения данной работе в целом чужды?

[Выворотень]

Есть такое хорошее правило - Не спрашивай автора, с чего все началось и что он хотел этим сказать, если не хочешь услышать ложь. Правило выведено путем эмпирическим, так что оспаривать его справедливость можно не тужиться

По поводу конкретного стихотворения, а вернее "расшифровки" авторской - сударь, мудрите чрезвычайно. "Изподвыпердоном", как говорит Митя. Заведомое умничанье и конструкционизм в процесе написания произведения всегда идут ему во вред. Сирин, к сожалению Ваш пример подтверждает мою мысль, что автору вредно досконально разбираться в теории писания стихов/прозы, ибо это приводит к появлению вычурных, но абсолютно неживых опусов.
Резюме: не грузите людей, пожалуйста, уважайте их - и себя в первую очередь.